— Вы забыли о том, что я не смогу объяснить своему мужу происхождение этого подарка.
— Он у вас, простите, ювелир?
— Нет, инженер.
— Тогда неужели вы не сможете убедить его в том, что это обычная чешская бижутерия, которую можно купить в любом универмаге?
Она покачала головой:
— Он не дурак, чтобы в это поверить. Он и так не поверил, что тот великолепный букет преподнесли студенты. — Наталье ужасно хотелось есть, она взяла меню, раскрыла его, а затем с веселым удивлением подняла глаза на Афанасьева. — Ого, мы, кажется, попали в библиотеку — Ремарк, Хемингуэй, Булгаков. «Яйца-кокотт с шампиньоновым пюре в чашечках» из «Мастера и Маргариты», кальвадос из «Триумфальной арки», «омары по-парижски» из «Праздника, который всегда с тобой». И это все здесь есть?
— Да, конечно. Это рекламный трюк, придуманный одним из здешних официантов, у которого высшее филологическое образование, — подавать блюда, описанные в знаменитых романах. Интересно ведь, правда?
— Разумеется. Давайте наконец ужинать, я ужасно проголодалась. И заказывайте сами, потому что я не знаю, что такое «яйца-кокотт», и никогда не пила кальвадоса.
— Хорошо, но браслет вы все-таки возьмите.
Наталья медленно покачала головой, и тут ей пришла удачная мысль.
— Знаете что? — Она подняла бокал с шампанским и слегка отпила. — Вы этот браслет оставьте у себя, а мне сделайте другой подарок.
— Какой же?
— Я видела у вас знаменитую паркеровскую ручку… Моя диссертация пошла бы намного быстрее.
Улыбаясь, он уже лез в карман пиджака.
— Конечно, прошу вас.
— Ну, вот и прекрасно. Заберите браслет и давайте больше не будем спорить, лучше скажите, что это такое.
— Салат из крабов, если не ошибаюсь.
Незаметно появившийся официант так быстро и ловко менял тарелки, что почти не волновал пламя свечей, стоявших в двух больших канделябрах.
— Вам здесь нравится?
— Вы уже спрашивали.
— Но вы не ответили.
— И знаете почему?
— Не знаю.
— Здесь мне пришла в голову такая мысль — если раньше некоторые люди должны были из идеологических соображений скрывать свою принадлежность к элите, то теперь они позволяют себе откровенно презирать тех, «простых советских», которым когда-то присягали на верность.
Дмитрий поправил очки и улыбнулся. Ей подумалось, что у него хорошая улыбка, несмотря на некоторую снисходительность.
— Все-таки женщина-философ — это что-то необычное, почти как… — он пощелкал пальцами, подбирая сравнение (официант было встрепенулся, но Афанасьев успокоил его легким кивком головы). — Ну, как, я не знаю… поэт-бизнесмен. Но, между прочим, мой отец являлся представителем той самой элиты, которую вы имеете в виду. Он был замминистра внешних экономических связей.
В этот момент к ним подошла девушка с подносом, на котором высились миниатюрные букеты из тщательно подобранных цветов. Юбка у девушки была столь короткой, что ее можно было спутать с поясом для резинок, тем более что наряд дополняли классические черные чулки. Афанасьев выбрал букет, не глядя положил на поднос деньги и протянул цветы Наталье. Ей было стыдно признаться — а виной тому эта проклятая зарплата, — что она охотнее взяла бы те деньги, которые он так небрежно заплатил продавщице.
— Спасибо. А эта цветочница из какого романа?
— Право, не знаю. — Дмитрий подлил ей шампанского, вынув бутылку из ведерка со льдом, а когда официант принес жареную индейку, заказал себе рюмку коньяка. Но, даже выпив его, Афанасьев нисколько не изменился.
— Расскажите мне о том, чем вы занимаетесь, — попросила Наталья.
— Вообще говоря, это коммерческая тайна. Но если вы, Наталья, дадите мне страшную клятву никому не рассказывать, то…
— Вы меня заинтриговали.
— А вы меня очаровали.
Они обменялись улыбками и вновь наклонились к своим тарелкам.
— Кстати, в этой индейке должно быть что-нибудь запрятано.