Глава 12
Напряженность, возникшая во время поездки в новое имение, в течение следующих недель не спала. Скорее наоборот. Даже небольшая рана, если ее не лечить, становится опасной. Образовавшаяся в их отношениях трещина превращалась постепенно в глубокую и широкую пропасть. Вели они себя друг с другом все холоднее и отчужденнее.
То, что Хью больше не приходил к ней по ночам и собрался отправить ее на все лето за город, нанесло болезненный удар по самолюбию Микаэлы. Пытаясь как-то защититься, она старательно возводила баррикады из холодной вежливости. Что ей еще оставалось? Только показать ему, что он сам и его поведение ей глубоко безразличны. Поначалу она хотела рассказать обо всем Лизетт, но затем передумала. И не потому, что была слишком горда. Просто поняла, что не так уж ей на самом деле плохо, чтобы бежать жаловаться матери, будто маленькая девочка. Лизетт не сможет помочь ей. Никто не исправит того, что произошло, раз уж она имела глупость влюбиться в Хью. Именно это делало ее такой ранимой и не позволяло обсуждать свои проблемы даже с матерью. Микаэла твердо решила, что он никогда не узнает, как много значит для нее. При появлении Хью она вооружалась ледяной улыбкой и подчеркнуто вежливыми манерами. Глядя на ее спокойное, красивое лицо, никто бы не догадался, что душа ее умирала.
Хью чувствовал себя немногим лучше. Сильнее всего угнетало то, что он сам был во всем виноват: он оставил жену одну в тот вечер и не пошел к ней в спальню, сказал, что не поедет с ней в загородный дом. Все он понимал, но исправить ничего не мог. Невероятно трудно переступить через собственную гордость. Но даже если он пересилит себя, то один Бог знает, захочет ли она помириться. Даже малейших намеков на это он не видел. В ту ночь, когда, поддавшись гневу и раздражению, впервые после свадьбы ворочался один в своей постели, Хью решил, что следующим же вечером просто войдет к ней в спальню н займет свое законное место рядом с женой. Но сделать это, хотя очень хотел, он так и не смог. Слишком много недосказанного осталось между ними. Но в чем он должен оправдываться? В том, что решил остаться в городе? Он не гулять здесь собирается, а заниматься делом. Микаэла обязана понимать это! Хью с раздражением Повторял про себя, что его решение подсказано элементарной логикой. Это немного успокаивало и вселяло надежду на то, что он сможет все объяснить жене и она поймет его. Но как только он наталкивался на ее безразличный взгляд, приготовленные заранее слова застревали в горле. Он обзывал себя слабовольным дураком. Но никакие хлесткие ругательства не помогали. Вернуть те счастливые отношения, которые были у них в первые недели после свадьбы, с каждым днем становилось все труднее и труднее.
Дел, как бы там ни было, у обоих было много, и время летело быстро. Хью, раздраженный нарастающим отчуждением, искал успокоение в работе. Он целыми днями пропадал в конторе, возвращаясь домой только поздно вечером. Микаэла занималась приобретением и упаковкой мебели и разных мелочей для нового дома. Она научилась мастерски скрывать свое настроение, и даже помогавшая ей в сборах Лизетт, казалось, ничего не замечала. Много дел было и в городском доме. Хью, не догадываясь, насколько болезненно воспринимает каждое его слово и без того доведенная до отчаяния Микаэла, заявил, что большую часть своего времени собирается посвящать делам, а потому нуждается всего в нескольких комнатах. Остальные помещения предполагалось на лето закрыть, и сейчас в них сворачивали ковры и покрывали чехлами мебель. До возвращения Микаэлы в доме должны были остаться лишь несколько слуг Хью, остальные отправлялись вместе с ней в имение.
Довольно скоро наступил день, когда все было отправлено и упаковано. Хью осталось лишь проводить жену и тещу до плантации. Только тут выяснилось, что кабриолет маловат для троих. Лизетт тут же предложила воспользоваться каретой Дюпре. Хью согласился. При этом он подумал, что следует купить экипаж, а заодно и удобную коляску для Микаэлы, и грустно улыбнулся. Покупки, похоже, остались единственным, что хоть как-то объединяло их с женой. Слава Богу, что хоть денег у него пока достаточно.
Наконец карета с тремя путешественниками тронулась. Лизетт о чем-то мило болтала, и обстановка благодаря этому казалась вполне нормальной. По крайней мере если Лизетт и заметила холодок в отношениях Хью и Микаэлы, она ничем это не проявила.
Мамочка едет с ней, и это, пожалуй, единственное, что радовало Микаэлу. Провести несколько часов наедине с Хью перед долгим расставанием было бы настоящей пыткой. Микаэле казалось, что, не будь рядом Лизетт, она не выдержала бы и бросилась в объятия мужа, умоляя не оставлять ее. Она даже вздрогнула, представив эту картину: хнычущая Микаэла Дюпре цепляется за фалды сюртука равнодушно взирающего на нее мужа. Нет! Она не должна, не имеет права быть такой слабой!
Одернув себя таким образом и твердо решив продолжать прежнюю линию поведения, она выпрямилась и приняла независимый вид.
— Я так рада, maman, что ты поживешь со мной, — сказала она, чтобы не молчать. — Мне очень понадобятся твои советы. Ведь в имении Жюстины предстоит еще так много сделать.
— Вы что, называете это место имением Жюстины? — удивилась Лизетт. — Насколько я помню, муж мадам Жюстины, завершив строительство нового дома, объявил, что отныне его имение носит название “Уголок любви”. По-моему, это очень романтично. Может, стоит сохранить это название, как вы думаете?
Хью поморщился. Уголок любви! Он чуть не рассмеялся вслух. Прямо насмешка какая-то! Уголок любви, обитатели которого, того и гляди, набросятся друг на друга с кулаками!
— В этом что-то есть, — произнес он вслух безразлично, посмотрев на Микаэлу. — Как ты считаешь, дорогая?
Какое-то мгновение Микаэла смотрела в серые глаза Хью, затем, не выдержав их холодного блеска, отвернулась.
— Да, звучит довольно мило, — пробормотала она. — Лучшего названия, пожалуй, и не придумаешь.
— Значит, решено, — произнес он с наигранной радостью. — Отныне это место называется “Уголок любви”.
Лошади бежали резво. Погода, несмотря на усиливающуюся жару и влажность, была прекрасной. А некоторая скованность в отношениях Хью и Микаэлы с избытком компенсировалась приподнятым настроением Лнзетт, которой не терпелось взглянуть на новый дом. Когда за поворотом показалось белое воздушное здание, она не сдержала восхищенного возгласа.
— О! Великолепно! Даже не знаю, можно ли представить что-то лучшее для тебя! — защебетала она на ухо дочери. — Говорите, что здесь даже озеро имеется? Вне всяких сомнений, лето мы проведем отлично, правда, малышка!
— О, oui! — ответила Микаэла, сумев придать своему голосу почти столь же радостное выражение. — Нам здесь будет чем заняться и на что посмотреть, мама.
Хью грустно улыбнулся, ощутив, вдруг нечто похожее на зависть. Наслаждаться с молодой женой красотами этого очаровательного уголка должен был бы в первую очередь не кто иной, как он. Однако, судя по всему, ей его компания вряд ли могла доставить удовольствие. Это неприятное ощущение не оставляло его все то время, которое они провели в доме. Наблюдать за тем, как мило Микаэла болтает с Лизетт, совершенно не замечая его, было невыносимо. Хью позавтракал с женщинами на просторной террасе. Но как только был выпит кофе, он поднялся из-за стола и пристально посмотрел на жену.
— Пожалуй, я поеду обратно, — заявил он. — Нет никакого смысла оставаться здесь далее.
Лицо Микаэлы дрогнуло, но тут же приняло отстранение невозмутимый вид. Чего ей это стоило, знала лишь она сама. Каждое слово мужа отзывалось в сердце мучительной болью, — Да, конечно. У тебя же дела в городе, — ответила она с какой-то странной улыбкой. — Как мы можем тебя задерживать?
— Ты проводишь меня до кареты? — спросил Хью, чувствуя, что ему вдруг стало трудно говорить. — Вы не возражаете, если я на несколько минут отвлеку внимание вашей дочери, мадам? — уже спокойнее обратился он к Лизетт, удивленно наблюдавшей за ними.