— Я не знаю, как с тобой попрощаться.
Между нами нет преграды, и я подхожу ближе, притягивая ее к своей груди. Я крепко обнимаю ее, вдыхая мягкий аромат ее шампуня.
— Мы никогда не говорим «прощай».
Ее пальцы сжимаются, когда она прижимается ко мне.
— Спасибо.
— За что?
Медленно ее взгляд поднимается к моему.
— За то, что любишь меня.
— Я буду любить тебя вечно.
— И ты всегда будешь у меня.
Я киваю и ослабляю хватку. Я должен быть тем, кто делает то, что правильно. Один из нас должен быть сильным, хотя я ненавижу, что это должен быть я.
— Тебе стоит идти. Одному Богу известно, чему Джейкоб научит Остина.
Ее улыбка выглядит вымученной, но она кивает. Ее губы подрагивают, как будто она хочет что-то сказать, но я делаю шаг назад. Нет ничего, что могло бы облегчить ситуацию, и ничего, что мы уже не сказали. Мы любим друг друга, хотим друг друга, нуждаемся друг в друге, и все же мы не можем друг друга иметь. Когда мы приземлились вчера, мы знали, что это конец пути, а теперь я должен наблюдать, как она делает поворот.
Девни доходит до двери, открывает ее и еще раз оглядывается на меня. Она поднимает руку, чтобы помахать, прикрывает рот и исчезает. Я не слышу и не замечаю, как мой брат направляется ко мне. Я просто стою здесь и смотрю, как ее задние фонари исчезают на дороге.
Его рука ложится мне на плечо.
— Мне жаль, Шон.
— Это никогда не сработает.
— Не говори так.
— Вот почему я никогда не боролся за это раньше. Вот почему я, блядь, лгал и не позволял своим чувствам стать чем-то большим, чем дружба. Черт! Я знал, что это плохая идея… — я отпихиваю его руку от себя и иду на крыльцо. Я сижу там, надеясь, что машина снова появится.
Он сидит рядом со мной в кресле-качалке, тихий и одновременно чертовски громкий. Каждый раз, когда он смотрит на меня, я чувствую его разочарование.
— Что? — огрызаюсь я, когда снова ловлю его взгляд.
— Ты уверен, что все кончено? Вы никак не можете договориться?
— Да. Все кончено.
— Я не понимаю.
Я делаю тяжелый вдох через нос и смотрю на пыль, которая пытается осесть обратно.
— Я тоже.
На самом деле, я ничего не понимаю в жизни. Смерть моей матери была ужасной. Потом был наш дерьмовый отец, который избивал нас, убил двух человек и почти разрушил все наши жизни. Почему бы, черт возьми, не потерять девушку, которую я люблю? Что еще нужно на этом этапе?
— Она ушла, потому что Остин — ее сын? Я не понимаю.
— Это сложно.
Мы с Джейкобом всегда были близки. Я рассказывал ему обо всем, и он был для меня открытой книгой. Не знаю, может, это потому, что Деклан всегда казался намного старше, поэтому, когда я был с ним, я старался быть хладнокровнее и взрослее. Когда я был с Джейкобом, я был самим собой. Я мог быть спокойным, веселым и просто смеяться над жизнью. Коннор был самым младшим, и он смотрел на нас снизу вверх, поэтому мы командовали им. И, хотя он самый близкий мне человек, я не хочу ничего ему говорить. Я хочу кричать, швыряться вещами и уехать из этого дерьмового городка.
— Потом все уладиться.
— Ну почему я об этом не подумал? — язвительно спрашиваю я. — Я имею в виду… это просто охренительно. Я должен пойти и облегчить жизнь нам с Дев, потому что ты об этом упомянул. Итак, как изменить ситуацию и сделать ее лучше… Есть идеи, гений?
— Во-первых, ты можешь перестать быть мудаком и повзрослеть.
Я игнорирую его и откидываюсь на спинку кресла, двигаясь в такт своему разбитому сердцу. Боль — мой постоянный друг. Она напоминает мне, что все было по-настоящему, и я переживаю это.
После нескольких минут молчания Джейкоб снова заговорил.
— Остин был расстроен.
— Я тоже.
— Когда мы сидели в машине, он все время спрашивал, почему ты не можешь быть его отцом.
Я делаю глубокий вдох.
— Потому что я не заслуживаю этого ребенка.
— Ты сейчас тоже не заслуживаешь Девни. На самом деле, единственное, что ты должен получить — это удар кулаком в лицо.
— Попробуй, — дразню я его.
Он смеется, покачивая головой.
— Да, конечно, красавчик. Мы все знаем, что ты не боец. Вернемся к вопросу о том, почему ты гребаный идиот… — стону я, жалея, что у меня нет характера Деклана или правого хука Коннора.
— Не хочешь объяснить, почему ты ее отпустил? — спрашивает Джейкоб с легким раздражением в голосе.
— Я ничего не мог сделать. Я пытался спасти ее, но она была намерена уйти.