Эта тирада повторяется в моей голове. Он целует меня. По-настоящему, без выпивки, без оправданий, без лжи, которую он будет говорить себе завтра, он целует меня. И это все. Его губы мягкие и ласковые. Каждый вздох, между нами, похож на разговор.
— Ты хочешь меня?
— Да.
— Это действительно происходит?
— Да.
— Мы должны остановиться?
— Да.
Но я не могу. Я не могу остановиться. Я хотела этого каждую секунду на протяжении чуть более двух недель. Теперь, когда я чувствую его тепло и силу, я никогда не хочу, чтобы это заканчивалось. Это доказывает, что я полная идиотка. Мои руки движутся вверх по его груди и пересекают линию челюсти. Грубые волосы царапают чувствительную кожу, когда я перехожу к его шее. Я запутываю пальцы в его мягких волосах, мне нравится, как они скользят по ним без сопротивления, и тут он стонет. Он прижимает меня к стене дома, где никто не может ничего увидеть через окна. Его руки надежно обнимают меня, и я теснее прижимаюсь к его груди. Все мои мысли сосредоточены на нем. Я так сильно этого хотела, не думала ни о чем другом, и вот мы снова целуемся. Как будто мир, который я всегда знала, перевернулся с ног на голову. Это Шон.
Шон.
Он не должен был целовать меня. Я определенно не должна хотеть от него гораздо большего. И тут, как лед на голову после жаркого дня, я вспоминаю, что Шон не останется в Шугарлоуф. Шон вернется к своей шикарной жизни, а я останусь здесь.
Я поворачиваю голову, и тут он делает шаг назад.
— Мы не можем этого сделать, — говорю я, как только мне удается перевести дыхание.
Я чувствую на себе его взгляд, и я встречаю его.
— Девни, меньше всего на свете я хотел бы причинить тебе боль.
Как же он ошибается.
— Ты единственный мужчина в мире, который может уничтожить меня.
Он проводит пальцами по волосам и начинает шагать. Я так хорошо его знаю. Прямо сейчас он придумывает все способы получить то, что хочет. Он разрабатывает план, создает запасные планы, перебирает варианты и пытается атаковать наилучшим образом. Только вот конечный результат всегда будет один и тот же. Он может думать, что у него есть миллион причин, чтобы я уехала, но есть одна, по которой я должна остаться, с которой он никогда не сможет конкурировать.
— Почему? — спрашивает Шон, двигаясь по деревянному полу.
— Потому что ты знаешь мое сердце и душу. Я отдала тебе больше себя, чем кому-либо другому. Ты знаешь все мои защитные механизмы, Шон, и, если бы ты захотел их использовать, я бы не смогла этому помешать.
— Это значит, что у нас все получится.
— О, пожалуйста. Прекрати. Я знаю тебя и твое романтическое сердце, но я также знаю, что ты стоял у той могилы со своими братьями и видел то, чего у тебя не было.
Шон поднимает глаза на меня, и между нами мелькает понимание. Может, он и знает меня, но я знаю его так же хорошо.
— Я не поэтому поцеловал тебя.
— Нет, ты не жестокий. Ты беспокоишься, переживаешь, а я утешаю тебя, и это то, кем я всегда буду.
Он придвигается ближе, но останавливается.
— Я что-то чувствую, Девни.
— И я тоже, но мы дружим уже почти двадцать лет и никогда ничего не чувствовали до сих пор, почему? Это бессмысленно.
Я натягиваю куртку чуть плотнее, когда холодный воздух обдувает нас.
— Может, и нет, но это не значит, что это не реально.
— Нет, но это не значит, что это правильно.
Его дыхание вырывается через губы.
— Я понимаю.
Я рада, что он понимает, потому что я понятия не имею, что говорю. Я тоже чувствую что-то — страх. Я боюсь, что влюблюсь в него с головой, а потом окажусь разбитой на земле, когда он уедет, что и произойдет. Вопрос не в том, уедет ли он, а в том, когда он уедет. Вся его жизнь — это бейсбол, а моя — нет. Моя неуверенность в себе намного выше того, о чем он может попытаться догадаться. Я не могу жить с человеком, который хочет не только получить свой торт, но и сразу съесть его.
— Наши жизненные ситуации не изменились бы, — добавляю я.
— Нет, не изменились бы.
— Я не хочу уезжать из этого города.
Он проводит рукой по своим густым каштановым волосам.
— И я не вернусь. Даже если бы я хотел, а я этого не хочу, я обязан по контракту остаться во Флориде.
— Верно. И… значит, мы стоим на месте.
— Похоже, что мы в тупике.
В начале и в конце отношений, которым не суждено было быть.
— Я люблю тебя, Шон. Правда люблю, так что, пожалуйста, давай не будем портить дружбу, которую мы разделяем, хорошо?
Он вздыхает и притягивает меня к своей груди.
— Хорошо, Креветочка. Мы останемся такими, какие мы есть, и я сделаю все возможное, чтобы не целовать тебя.