Я смеюсь.
— Уверена, ты найдешь способ справиться с этим.
Шон отстраняется, и я отступаю назад.
— Может, хотя бы проведем время вместе? Я в этом… доме… и я совсем один.
— Ты живешь один во Флориде!
— Это другое дело.
— Как это?
Он пожимает плечами.
— Мне там никто не нравится, а ты мне, оказывается, нравишься.
— Да, да. Завтра я принесу страшный фильм, и мы сможем посмеяться над ним.
Улыбка на его лице так прекрасна.
— Идеально. Это свидание.
Друзья. Мы друзья. Друзья не ходят на свидания.
— Верно.
— Передай привет своим родителям, — говорит Шон, спускаясь по лестнице.
Я смотрю ему вслед и думаю, как мы снова сможем найти общий язык. Каждый раз, когда он целует меня, частичка моей решимости тает. Прошло столько времени с тех пор, как я чувствовала такую страсть к мужчине. И я знаю, к чему это привело. Когда я возвращаюсь в дом, мои родители сидят на кухне за маленьким столом.
— Все в порядке с Оливером? — спрашивает папа.
— Да. Он… он переезжает.
Мамины глаза встречаются с моими.
— Куда? Ты уезжаешь? Он сделал предложение?
О, это будет как удар кирпичом. Моя мать считает Оливера солнцем и звездами. Он был ее единственной надеждой избавиться от меня.
— Мы с Оливером расстались, мама.
— Прости?
— Пару недель назад мы расстались. Все было очень мирно, и нам лучше быть друзьями.
Папа немного сдвигается.
— Он тебя обидел?
— Конечно, нет, — быстро говорит мама. — Мы все знаем, кто здесь виноват. Это был твой шанс, Девни. Первый раз, когда ты обрела счастье после… после всех ошибок, которые ты совершила.
— Мы с Оливером не были счастливы.
Она вскидывает руки вверх.
— Как ты думаешь, что такое жизнь? Радуга и единороги? Вытащи свою голову из облаков, девочка! Таких мужчин, как Оливер Паркерсон, не так уж много.
Нет, не много. И Оливер заслуживает женщину, которая падет к его ногам. Та, которая не будет мечтать о единственном поцелуе, а в животе у нее будут порхать бабочки. Я не такая девушка. Я та, кто думает о нем как о теплом молоке — спокойном, стабильном и надежном. Это было привлекательно, и я была бы довольна этим, если бы после него не сделала глоток другого напитка. Тот, от которого по моим венам разлился огонь, а в груди заныло. Он был похож на тот, что я пробовала раньше, только тот, черт возьми, чуть не разрушил мою жизнь.
Папа наклоняется вперед и смотрит в лицо моей матери.
— Она уже не маленькая девочка. Девни совершала ошибки, но и мы не святые. Пришло время отпустить.
— Ошибки? Это то, что мы называем ее выбором? — моя мать вскакивает на ноги. — Да, я совершала ошибки, но я не та, которая спала с женатым профессором и имела дело с последствиями этого.
Наконец-то.
Наконец-то она произнесла эти чертовы слова.
— Да, я переспала со своим женатым профессором, мама. Какая же я позорная шлюха, да? А не то, что он воспользовался девятнадцатилетней девушкой, лгал мне, использовал меня, а потом бросил, верно? Это была моя вина. Это должна была быть я, потому что в твоих глазах я просто позор.
— Я учила тебя быть лучше! — кричит она, отворачиваясь от меня.
— Я была молода! Я поверила ему, и это я пострадала от всего этого!
— Лили, — говорит папа, но она не смотрит на него.
— Это не моя ошибка. Я сделала для нее все, что могла! Все головные боли, которые пережила наша семья из-за того, что она не смогла стать той девочкой, которую я вырастила.
Должно быть, у нее болит шея от того, что ей приходится смотреть так далеко вниз с пьедестала, на котором она восседает.
— Я и есть та девушка. Я верю во все ценности и убеждения, которые у меня всегда были. Я любила его и думала, что он любит меня. Он лгал мне, что женится. Он клялся, что бросит университет и женится на мне. Все это разорвало меня на части, но хуже всего было то, как ты относилась ко мне с тех пор. Я не гордилась тем, что сделала. Мне было стыдно и неприятно, но последние шесть лет после окончания колледжа ты заставляла меня переживать это снова. Я перешла в другой колледж. Я переехала подальше от него и своих ошибок. Почему ты просто не можешь понять мою сторону?
— Ты ведешь себя так, будто мы можем просто забыть обо всем этом.
— От чего, черт возьми, тебе пришлось страдать?
— Ложь! — кричит она.
Точно. То, что, заходя в церковь по воскресеньям, она должна притворяться, что я идеальный ребенок. Боже упаси.
— Ты думаешь, что у женщин, с которыми ты так тесно общаешься, нет скелетов в шкафу? Разве о прощении и принятии не говорится в проповедях, которые вы слушаете по утрам в воскресенье, пока вы все сидите и обсуждаете, как вы собираетесь спасать город?