— Как это могло случиться? — она мечется по комнате, нервная энергия волнами накатывает на нее. — Почему? Почему это происходит?
Я поднимаюсь на ноги и крепко прижимаю ее к себе. Я не могу представить, что она сейчас чувствует. Какие бы проблемы у нас ни были, я не хочу, чтобы она страдала.
— Мне очень жаль, мама. Мы просто должны быть сильными.
Она вытирает глаза.
— Я знаю, милая. Мне очень жаль. Просто… он не должен был ехать на этот дурацкий турнир. Бейсбол! — ее руки взлетают в воздух. — Все из-за бейсбола. Клянусь, я могу закричать. Он мой сын. Он… они мои… Я не могу потерять их из-за игры!
Я тоже, но во мне поднимается потребность защищать Джаспера.
— Джаспер и все остальные считали, что дороги в порядке.
Она опускается в кресло.
— Если бы это было правдой, нас бы здесь не было.
— Я знаю.
Шон мягко улыбается мне, а затем обращается к моей матери.
— Миссис Максвелл, что я могу вам предложить? Вы хотите пить?
— Милый человек, ничего. Я просто хочу, чтобы с моим сыном, невесткой и внуком все было в порядке. Вот и все.
— Я принесу вам чай, и вы обе сможете посидеть, — его голос успокаивает. — Это должно быть невероятно тяжело для вас.
Мама придвигается ко мне и берет мою руку в свою.
— С ними все будет хорошо, правда?
Я поднимаю глаза, слезы размывают ее лицо.
— Должно быть.
Между нами наступает момент понимания, ссоры, колкости и злость исчезают. Она снова моя мать. Женщина, которая обнимала меня, когда мне было страшно, читала мне сказки на ночь и помогала научиться любить.
— Мама…
Она прижимает меня к своей груди.
— Все будет хорошо, Девни. Все будет хорошо. Мы сильные, и мы справимся с этим. Им понадобится помощь, но мы справимся.
Моя мама поддерживает меня, пока я распадаюсь на части. Я плачу о своем брате, его жене и Остине. Я думаю о том, что им предстоит долгий путь и как сильно они мне нужны. Они — моя семья, и они спасли меня, когда я сломалась. Во время всего, что случилось, Хейзел и Джаспер были теми, кто держал меня на плаву. Их любовь, понимание и дружба — вот почему я остаюсь в Шугарлоуф. Я обязана им больше, чем когда-либо смогу отплатить.
Шон возвращается с чашкой кофе для меня и чаем для мамы. Проходит еще несколько минут, и входит мой отец.
— Есть новости?
Мы все качаем головами.
— Пока ничего.
Папа подходит ко мне, целует в макушку, садится так, чтобы держать маму за руку, и мы говорим об аварии. Шон передает информацию четко и с гораздо большим успехом, чем это могла бы сделать я. Если бы не крепко обхватившая меня рука Шона, я бы лежала на земле в слезах.
— Все будет хорошо, — снова говорит он мне.
— Ты этого не знаешь.
Он поднимает мой подбородок так, что его глаза пронзают меня.
— Что бы ни случилось, все будет хорошо. Я буду рядом и буду любить тебя.
Мои губы раздвигаются, чтобы открыть ему секрет, который я хранила. Он должен знать, сейчас как никогда. Как раз в тот момент, когда я собираюсь сказать ему об этом, мама хватает меня за ногу. Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть, что привлекло ее внимание, и тут мы все поднимаемся на ноги, когда в палату входит хирург.
Мы все четверо ждем, затаив дыхание, пока он подходит к нам.
— Вы семья Максвелл?
— Да, — говорит мой отец, выходя вперед.
— Я доктор Икер, — говорит хирург. — Я оперировал Остина. Прежде всего, я хочу сказать, что операция прошла хорошо. Его травмы не были критическими, но нам нужно было срочно вправить ему перелом ноги. Потребовались штифты, которые ему придется удалить, но все могло быть гораздо хуже. Ему потребуется реабилитация, но я рассчитываю на полное выздоровление. Остальные травмы оказались незначительными. Есть несколько порезов и ушибов, но ему очень повезло. Вы сможете увидеть его, когда он придет в себя.
Я могу упасть на колени в знак благодарности.
— Слава Богу.
— Есть новости о моем сыне или невестке? — спрашивает мама.
— Когда я в последний раз проверял, они все еще были в операционной. Попробую узнать, есть ли какие-нибудь новости.
Отец заключает нас с мамой в свои объятия. Я чувствую, как по комнате проносится легкий прилив облегчения. С Остином все будет в порядке. Он поправится, и теперь нам просто нужно услышать хорошие новости о Джаспере и Хейзел. Минуты идут, но никто не выходит. Я наблюдаю за дверью, чувствуя беспокойство в своей слишком тесной коже. Металлический привкус во рту усиливается, как и страх. Проходит двадцать минут. Тридцать минут. Потом час, а новостей все нет.