Он совсем забыл о маркизе, а внезапно вспомнив, спохватился и виновато вернулся к танцу. К счастью мадам де Пертюи уже успела немного протрезветь.
— Знаете, Бомон, — заметила она, — готова предположить, что моему супругу Анри здесь очень понравится.
— Неужели? — Герцог видел маркиза де Пертюи лишь однажды и запомнил французского аристократа как человека, чье лицо выражало стремление и неудовлетворенность — вряд ли ему удалось бы наполнить жизнь смыслом посредством распутных танцев. В целом он производил впечатление то ли неудачливого художника, то ли непризнанного изобретателя.
— Анри ненавидит свой титул, — продолжала щебетать маркиза. — Придерживается революционных идей: например, считает, что аристократы и чернь имеют между собой немало общего. Представляете?
Элайджа очень даже представлял. Должно быть, маркиз ненавидел самого себя и распространял отношение на всех представителей собственного класса. Не в меру болтливая супруга продолжала распространяться о предпочтениях и наклонностях несчастного, а герцог тем временем снова вел ее туда, где увидел Джемму. Рыжий парень не скрывал восторга и смотрел на очаровательную партнершу с такой жадностью, словно собирался немедленно ее съесть.
Элайджа не мог одобрить его излишней прыти, но вполне понимал чувства: Джемма чрезвычайно напоминала свежий, румяный, сладкий, сочный персик. Но она принадлежала ему, а потому оставалась сугубо личным персиком. В результате сложных маневров герцогу все-таки удалось оказаться рядом с женой. Маркиза продолжала говорить, хотя кавалер давно потерял нить рассуждения (если таковая вообще присутствовала).
Элайджа Тобьер, герцог Бомон, никогда не опускался до вульгарности. Даже в мужской компании, слушая сальные шутки товарищей по поводу женщин, или в адрес друг друга, сдержанно улыбался, но не произносил ни слова. И вот сейчас с его губ готовы были сорваться откровенные, даже грубые выражения, адресованные одной-единственной женщине.
Герцог наклонился, провел губами по волосам Джеммы и шепнул на ухо несколько вульгарных слов, которые не расслышал никто, кроме нее. Тут же отвернулся, однако сзади долетел негромкий смех.
Маркиза тем временем обиженно надулась, и Элайджа поспешил обратить на нее внимание.
— Как я только что сказала, — повторила она, — муж, познакомился с бесстыдной особой во время встречи с маркизом де Лафайеттом. Она помогала Анри перевести на французский какой-то американский документ. Кажется, что-то вроде декларации. Просто ужасно!
Рассказ несколько удивил.
— Было бы не так тяжело, влюбись он в женщину нашего круга, — горестно продолжала маркиза. — Она хотя бы смогла понять, — отчаянный взмах руки, — смогла бы понять все. А эта потребовала, чтобы он с ней уехал. Уехал!
— А он? — уточнил Элайджа.
— Уехал. — Оскорбленная супруга яростно кивнула и снова наступила на подол домино. Герцог ловко ее поймал и поставил на ноги. — Уехал с ней и бросил меня. — Она удивленно вытаращила глаза, словно до сих пор не верила в реальность событий.
— Абсурдное решение, — прокомментировал Элайджа.
— Я главная дама при дворе Марии Антуанетты! — провозгласила маркиза. — Каждый мой наряд обсуждает весь Париж. Я ни разу не запятнала собственную репутацию, даже тени не бросила! Всегда и во всем знала меру и никогда не позволяла себе лишнего.
— Лишнего?
— Вы понимаете, о чем я.
Он не понимал, но это не имело значения.
— Вы — мое первое излишество, — убежденно констатировала маркиза.
Элайджа удивленно замер.
— Я — излишество?
— Разумеется. Может быть, выпьем еще немного шампанского? — предложила дама, явно забыв, что спутник не имел чести наслаждаться ее компанией с самого начала вечера. — На нашем столе несколько бутылок.
— О, так вы в компании? — обрадовался герцог и приготовился сдать партнершу с рук на руки, чтобы немедленно вырвать Джемму из объятий рыжего морского чудовища.
Маркиза нахмурилась.
— Разумеется, я здесь с вами. И мы… — она помолчала, подыскивая нужное слово, — соблазняем друг друга.
Элайджа изумленно открыл рот.
— Соблазняем?
— Правда, я еще не решила, насколько далеко может зайти процесс, — надменно сообщила мадам де Пертюи. — Думаю, все зависит от степени воздействия шампанского. Она растерянно оглянулась. — Пара бокалов сделала наше знакомство легким и естественным. Хотелось бы продолжить; думаю, я могу сама о себе позаботиться. — Она решительно повернулась и без дальнейших церемоний ушла.
Элайджа проводил непредсказуемую француженку взглядом и увидел, что из-за одного из столиков ей навстречу поднялся джентльмен. Да и на ногах она уже держалась достаточно уверенно. Он попытался ответить на вопрос, каким образом маркиза вообще оказалась в Воксхолле, но убедительных версий не нашел и поспешил разыскать Джемму.
Герцогиня все еще танцевала. Партнер или слишком много выпил, или от природы отличался излишней похотливостью, но в этот самый момент он как раз попытался прижать ее к собственной широкой груди. Оборона оказалась эффективной: почувствовав на ноге острый каблук, пылкий моряк сморщился и отступил.
Да, в Париже Джемма отлично научилась защищаться и в помощи мужа не нуждалась. Горькая правда больно кольнула в сердце. Она не ушла даже после того, как рыжий подлец попытался поцеловать ее, и как ни чем не бывало, продолжила танец.
— Что за приятный сюрприз! — раздался над ухом знакомый ехидный голос.
Элайджа даже не потрудился обернуться: не хотелось терять Джемму из виду.
— Вильерс, — лаконично приветствовал он.
— За кем ты столь увлеченно наблюдаешь? Ах, за женой!
— Кажется, она не понимает, что этот тип пьян.
Вильерс рассмеялся:
— О, Джемма производит впечатление особы, способной немедленно определить степень опьянения каждого, кто окажется рядом.
— Какого черта она терпит это безобразие?
— Ответ прост: всего лишь потому, что ей доставляет удовольствие тебя злить. Самое жестокое, что можно сделать в данной ситуации, — отвернуться.
Отвернуться? Ни за что! Как можно отвернуться когда твою жену бесстыдно лапает какой-то проходимец не важно, что Элайджа отлично знал о ее парижских романах и в течение трех, нет, даже четырех лет сознательно не ездил во Францию, пока не услышал о длившемся целую недель приключении с молодым дурачком по имени Дюпуи.
После его собственных похождений она имела полное право мстить, он глубоко чувствовал собственную вину.
Но сейчас все изменилось.
Сейчас он с трудом сдерживался, чтобы не убить рыжего самозванца. Тот наклонился, чтобы поцеловать Джемму. Ниже, еще ниже — прямо в губы.
На плечо герцога легла сильная рука. Вильерс.
— И как же ты намерен поступить?
— Пойти и забрать жену, — хрипло отозвался Бомон.
— Тебе нельзя драться.
— Почему это?
Вильерс на миг задумался.
— Ты — член парламента.
— Насколько мне известно, это обстоятельство еще никого не остановило.
— Сам знаешь почему.
Джемма успешно отбила нападение, ткнув любвеобильного кавалера локтем, и герцог хмуро взглянул на друга.
— О чем ты?
— О твоем сердце, — прошипел тот. — Давно пора вернуться домой и отдохнуть.
— К чертям отдых. — Краем глаза Элайджа заметил новую попытку сближения. Моряк выглядел значительно больше и сильнее Джемы; она пыталась освободиться, однако…
Супруг мгновенно оказался рядом. Схватил храброго танцора за плечо, заглянул в удивленное лицо с красными, нелепо сложенными для поцелуя губами — и ударил с такой силой, что тот отлетел в сторону, жестко приземлился и на пятой точке отъехал в противоположный угол площадки.
С удивленными возгласами танцующие бросились врассыпную. Негодяй с трудом поднялся.
— За что?! — в ярости заорал он. — Я не делал ничего против ее воли! Кто ты такой? Защитник?
— Муж, — негромко представился герцог. — Всего лишь муж.
Соперник неуверенно переступил с ноги, на ногу, словно решая, стоит ли нанести ответный удар.