Быстро перевожу дыхание, потому что как бы хорошо я не знал её, всё равно не всегда могу понять причины её поступков.
— Я должна была убедиться, что всё действительно закончилось. Что Кирилл больше никогда не появится в нашей жизни. Что ни нам, ни нашему малышу ничего не угрожает. — при напоминании о ребёнке растягиваю рот в улыбке. Всё ещё не верится, что это случилось. — Я бы не смогла жить спокойно, пока не увидела его в гробу. Пока не убедилась, что его закопали и он больше не вернётся. Что мы можем жить без страха. Что…
— Я понял, родная. Успокойся. Теперь всё хорошо. Он больше не причинит тебе вреда. Теперь мы можем жить, не боясь, что он стоит где-то за углом.
Блядь, как же ей тяжело пришлось в последние дни, а я даже не мог быть рядом, чтобы просто обнять и поддержать. После всего, что случилось, моя девочка снова справляется со всем одна.
— Тёма, — шелестит откуда-то их района шеи, а потом поднимает лицо и прожигает строгим взглядом, — только не говори, что ты опять сбежал из больницы.
Выражение её лица вынуждает меня рассмеяться, потому что она сейчас похожа на мамочку, которая ругает своего ребёнка.
Я не против. Пусть тренируется.
— Меня отпустили, Насть. — продолжая посмеиваться, запечатываю её рот коротким поцелуем, потому что на улице нихреновый такой мороз.
— Шутишь? — рычит моя зеленоглазая ведьма. — У тебя раздроблена ключица и плечевая кость, а ты говоришь, что тебя отпустили?
— Не раздроблена, малыш, а пробита пулей. Подумаешь, какая-то дырочка в кости. Выстрел был сделан с близкого расстояния, скорость пули на выходе максимальная, поэтому она прошла навылет. Но ты и сама об этом знаешь, любимая, так что перестань рычать. Ничего страшного со мной не случилось.
Мы не говорим о том, что именно произошло в тот момент, когда Настя увидела направленное на меня дуло пистолета, потому что я не хочу напоминать ей об этом. У неё и без того достаточно переживаний было за эти дни. Если бы я только мог хоть что-то изменить, то моей девочке не пришлось бы жить с чувством вины за смерть этой мрази. Я готов был сам его убить, но судьба — редкостная сука. Вывернула всё так, что его мозги по стене нашей спальни размазала та самая пуля, которую я подарил Насте в знак доверия. В тот момент, когда я обернулся на неё, раздалось сразу два выстрела с разницей в долю секунды. Первой на курок нажала Настя, а второй Должанский в момент смерти, поэтому его пуля и попала чуть ниже плеча, а не в сердце.
Эта девушка спасла мне жизнь. Зная её, понимаю, что даже после всего кошмара, в который превратилась наша жизнь по вине этой мрази, любимой сложно смириться с тем, что именно она оборвала его жизнь, пусть даже спасая мою.
Крепче прижимаю с себе хрупкое тело, погружаясь в воспоминания.
Придя в себя после операции, трачу некоторое время, чтобы восстановить хронологию событий и понять, где я нахожусь и почему. Как только в голове начинает выстраиваться цепочка, кошу взгляд на перебинтованное плечо, которое отдаёт ноющей болью и периодическими приступами болезненной пульсации. Но на это мне плевать.
Последнее, что я видел, прежде чем упал, Настю с "Макаровым" в руках и холодным спокойствием в заледеневшем взгляде.
Подрываюсь на постели, потому что понимаю, что понятия не имею, что произошло после того, как я отключился, и сразу же вижу любимую. Она сидит на полу, сложив руки на постели и опустив на них голову.
Спит. — понимаю сразу и только теперь позволяю себе спокойно выдохнуть.
На виске небольшая царапина, но других ран не замечаю. Тянусь рукой и убираю с лица волосы.
Моя девочка тут же отрывает голову, пару мгновений смотрит на меня сонными глазами, а следом со счастливым визгом запрыгивает на койку, обнимая и покрывая всё лицо поцелуями.
— Ты живой. — шуршит, заваливаясь на меня сверху на всю правую половину тела.
Смотрю в огромные блестящие зелёные глаза и вижу в них столько счастья, облегчения, радости и любви, что грудную клетку начинает распирать изнутри. Придавливаю плечи одной рукой и растягиваю губы в улыбке, забыв обо всём на свете, кроме одного.
— А ты беременна.
Блядь, всё ещё не верится в это. Как такое возможно? Она же на таблетках была. Настя же не могла солгать о таком, только чтобы остановить меня, не позволив довести начатое до конца?
Моя девочка сияет ещё ярче и шепчет:
— Да, любимый. У нас с тобой будет ребёнок.
Все ужасы мгновенно тают, и я смеюсь. И моя девочка смеётся. Наш счастливый смех эхом отлетает от стен палаты, заполняя всё пространство.