Предпринимаю попытку подняться, но на левую руку опереться не выходит, а правая блокирована. Впрочем, девушка понимает всё без слов.
Принимает сидячее положение и помогает мне сделать то же самое.
А я вдруг понимаю, что принимаю её помощь без лишних слов и глупой гордости.
Кладу ладонь на плоский живот, всё ещё не веря в реальность происходящего. Настя накрывает мою кисть двумя руками и тихо говорит:
— Это правда, Тёма.
— Наш малыш.
Встречаемся глазами и между нами происходит разрыв молнии. Каждый раз, когда я думаю, что невозможно любить сильнее, оказываюсь не прав.
— Я так бесконечно люблю тебя, моя идеальная девочка. — хриплю, выталкивая важные слова непослушными губами. — Вас обоих люблю. — но вместо ответа любимая вдруг начинает плакать. — Что случилось, родная?
— Прости меня, Тёма. Прости… Я чуть не совершила ужасную ошибку. Когда увидела положительный тест, то я испугалась. Я хотела сделать то, за что ты никогда меня не простил бы. Я хотела… хотела… я…
Внутри всё замирает. Сердечная мышца не сокращается. Кровь не течёт по венам. Лёгкие не качают кислород. Наверное, мне не стоит этого знать, но я просто должен спросить.
— Ты не хотела его? Собиралась сделать аборт? — даже голос больше смахивает на скрежет ржавого механизма. А когда она кивает, прячась за волосами, чувство такое, что пуля не столь смертоносна, как её слова. — Почему? — с трудом выдыхаю единственное слово, сдерживая звериный вой.
Она собиралась убить моего ребёнка! Как, блядь, я теперь смогу жить с этой мыслью? Она ведь знала, как сильно я хочу детей, настоящую семью, и всё равно собиралась это сделать.
— Я испугалась ответственности. — шуршит едва слышно, а мне приходится придвинуться ещё ближе, чтобы разобрать её слова, хотя где-то глубоко внутри зарождается желание оттолкнуть, которое я с трудом гашу. Я должен выяснить причины, иначе ничего нельзя будет наладить. — Я думала, что не смогу быть хорошей мамой. Что я ещё слишком молодая для этого, что я просто не смогу… Я была в панике. Я… Блядь, я хотела сделать всё тайно от тебя, но потом… Потом, когда явился Должанский, я поняла, что ни за что на свете не смогу лишить жизни нашего ребёнка. Все мои причины показались мне такими бессмысленными против угрозы его жизни. Я готова была выполнить всё, что Кир мне прикажет, лишь бы спасти малыша. Прости меня, Артём. Прости…
Блядь! Блядь! Вашу мать! Мой самый дорогой человек на свете собирался убить нашего ребёнка. Моего ребёнка! Как, сука, можно это простить? Как принять? Как?!
Настя вскидывает голову, убирая с лица волосы, и смотрит прямо в глаза, ожидая приговора. Кошу взгляд на её руки, которыми она сжимает живот. Вижу дрожащие, искусанные в кровь губы. Читаю страх, вину и отчаяние в глубине зрачков, и всё сказанное ранее становится неважным.
Если бы я был рядом с ней в момент, когда она узнала о беременности, то разорвал бы все страхи в клочья. Да и её готовность вынести все измывательства, только бы спасти маленькую жизнь, нельзя просто проигнорировать.
Прижимаю дрожащую Настю к себе и опускаюсь вместе с ней обратно на койку. Толкаю её голову туда, где заходится в бешёном темпе сердце. Едва удаётся нащупать нить спокойствия, бомблю сипло:
— Чего именно ты испугалась, Настя? Боишься быть плохой мамой? Это глупо, родная. К тому же ты не одна. Вместе мы научимся этому. Обещаю. Веришь?
— Верю. — шепчет тихо.
— Что ещё? Назови мне причины. Все причины.
Я должен знать, что сподвигло её на решение сделать аборт, чтобы понять.
— Кирилл…
Одно слово, но уже этого больше, чем достаточно.
— Он же мёртв?
Блядь, только сейчас понимаю, что я не знаю, убила его та пуля или нет.
— Да.
— Отлично.
Сука! Его убила моя любимая маленькая девочка, а не я. Ей придётся с этим жить. Какой бы сильной она ни была, в ней очень развито не только чувство справедливости, но и самобичевания. Именно поэтому она и рассказала, что собиралась избавиться от ребёнка. Потому что это жрало её изнутри. Не давало спокойно жить. А теперь ещё и смерть этого уёбка. Я обязательно помогу ей с этим справиться. Вместе мы обязательно сможем, а пока…