Блядь, а дома реально дубак.
Набалтываю отопление на несколько градусов и осторожно забираюсь под одеяло, чтобы не разбудить любимую. В том, что она спит, нет никаких сомнений. Дыхание ровное, лицо спокойное, мышцы расслаблены. Подозреваю, что она отрубилась, едва я за порог ступил. В общем-то, это ни хрена и не удивительно, учитывая то, что последние две ночи мы практически не спали, да и до этого не лучше было.
— Отдыхай, родная. — шепчу, касаясь губами её щеки. — Я люблю тебя.
— И тебя, Тёма. — бубнит себе под нос, даже не открывая глаз.
Прижимаюсь всем телом, и она перебрасывает ногу мне через бедро и жмётся сильнее. Обнимаю и закрываю глаза, вгоняя в лёгкие её запах. С тех пор, как она поселилась у меня, пахнет моим гелем для душа, хотя этот её, кокосово-ванильный, стоит на полке, даже не открытый. Я вот вообще не против, что она мной пахнет.
Закрываю глаза и отрубаюсь. Мне снятся странные сны.
Двое белобрысых мальчишек гоняют машинки по треку. Красивая темноволосая женщина с мягкой улыбкой на губах наблюдает за ними и смеётся, когда младший выигрывает первый круг, а старший второй.
Улыбающаяся зеленоглазая девчушка с золотистыми косичками, босиком бегущая по высокой зелёной траве. Срывает пушистый одуванчик и, сдувая с него пушинки, смеётся, хватая их руками.
Стою рядом, но она не видит меня. Носится по кругу, плетёт венок, а потом поднимает на меня глаза и расходится таким звонким и заливистым смехом, что я сам начинаю смеяться вместе с ней. А следом враз становится серьёзной и будто старше на несколько лет.
— Верь в меня, Тёма. Всегда верь, что бы ни случилось. Я никогда тебя не оставлю. Пока хоть один человек верит, надежда не угаснет.
И она растворяется в обжигающем ветре. Меня накрывает паника. Мечусь по поляне, как раненный зверь, в попытках отыскать её, но понимаю, что её больше нет. На мир вмиг обрушивается темнота, и перед глазами появляется новая картина.
Скала. Обрыв. Ревущее море внизу накатывает чёрными волнами и разбивается о каменный выступ пеной.
Боль, отчаяние, страх, нежелание жить без неё. Стою на самом краю и делаю шаг вперёд. Чувствую невесомость. Готов разбиться, но чья-то горячая ладонь накрывает мою руку и переплетает пальцы. Крепче сжимаю, не открывая глаз. Знаю, кто меня держит, но боюсь посмотреть правде в глаза. Её больше нет.
— Я с тобой, Артём. Всегда буду с тобой, любимый. Стоять плечом к плечу и держать твою руку, только не прекращай верить. Не сдавайся, Тём, никогда. И я не сдамся.
Распахиваю веки и понимаю, что всё ещё стою на краю обрыва, и Настя сжимает мою руку, не давая сделать последний шаг в никуда. Тянусь к ней, чтобы обнять, но опять налетает ураганный ветер, и она исчезает. Только размазанное эхо перекрывает рёв моря и ветра:
— Верь, Тёма. Всегда верь.
Подрываюсь на кровати в холодном поту. Меня колошматит так, что зуб на зуб не попадает. Резко оборачиваюсь и шарю по кровати руками, стараясь найти Настю, но её нет. Слетаю с постели, едва не падая на заплетающихся ногах. Врубаю свет и трясусь ещё сильнее.
Её нет. Нет!
Меня топит нереальной паникой. Все внутренности разрывает в месиво. Мотор то замирает, то с такой силой хуярит по костям, что они трещат.
— Артём? — удивлённо моргает Миронова, замирая в дверном проёме. — Что случилось, Тёма? — выбивает с истеричными нотами и подлетает ко мне, крепко обнимая.
Только сейчас могу дышать, понимая, что она и правда здесь. Что это не мираж и не сон. Дрожать начинаю ещё сильнее, прижимая мягкое тёплое тело.
— Тём, что случилось? — шелестит, отстраняясь и заглядывая мне в лицо. В её глазах испуг не меньше моего читается.
— Кошмар приснился, Насть. — хрипло откликаюсь, стараясь унять её панику. — Но теперь всё хорошо. Всё в порядке, родная. Всё хорошо.
Вожу ладонями по её спине и тяну обратно в кровать. Сажусь на край, потому что ноги отказываются держать вес собственного тела, и пристраиваю девушку на коленях.
— Что тебе приснилось, Артём?
Колошматит нас обоих, и я понятия не имею, как успокоить её, если сам всё ещё не могу справиться с паникой и чувством безвозвратной потери. Молчу достаточно долго, успокаивая внутренний кипиш, срывающееся дыхание и дрожащий голос. Всё это время глажу мою девочку по волосам, спине и рукам. Она не давит и не напирает, просто ждёт, когда приду в себя.
— Что я потерял тебя. — хочу сказать больше, рассказать и о девочке, которую видел, и о том, что случилось на краю обрыва, но голос срывается и глохнет. Сжимаю зубы и трачу все силы на работу лёгких.