Настя опускает ресницы и долго молчит, а потом, всё так же не поднимая их, задаёт вопрос, от которого у меня всё к херам летит:
— Значит, ты не собирался становиться оперуполномоченным? Из-за меня ты бросил институт и занимаешься тем, что тебе не нравится?
Быстро прижимаюсь к губам и ближе притискиваю к себе любимую девочку. Вот как ей удаётся всё так выворачивать, что хрен потом разберёшься, с чего всё начиналось?
— Это было моё решение, родная, и ты здесь не при чём. Точнее, блядь, при всём. — добавляю, когда она вопросительно косится на меня. — Но мне никогда не нравилась профессия, на которую я учился, а когда перевёлся, я загорелся. Я захотел этим заниматься, делать что-то по-настоящему важное, понимаешь? — короткий кивок. Глухой выдох. Обжигающий поцелуй на моей щеке. — И вот в момент, когда я подошёл к тебе, чтобы дать номер, ты тоже горела, вот только совсем иначе. В твоих глазах пылала ярость, и я, блядь, снова поплыл. Но потом ты… — вдох-выдох-вдох. — Ты будто потухла. Стала холодная, отстранённая. Никогда я больше не видел в твоих глазах этого огня. И в словах его не было. Ледяная принцесса — вот кем ты была. И я всё время старался расшатать тебя, чтобы снова увидеть то пламя, но ты замкнулась, спряталась, зарылась в этот кокон идеальности и приличий. Со временем я убедил себя, что хочу тебя именно потому, что не могу получить, но я хотел огонь, а не лёд. Врал всем. Врал себе. Да что там врал, я откровенно пиздел всему миру, что это тупая похоть, желание получить недоступное. Но я, блядь, уже любил, хотя даже себе в этом не признавался. А потом… В коридоре… Я увидел… Я увидел это пламя. Я увидел чувства. Я увидел жизнь. И в тот момент я просто захлебнулся всем ураганом эмоций, что ты транслировала. Я утонул в твоих глазах. Я сдался.
Замолкаю, давая нам обоим передышку. Любимая тоже молчит, но, как и на протяжении всего признания, смотрит прямо в душу.
— Тогда ты понял, что влюбился? — шелестит, задевая мои губы своими.
Закрываю глаза и сам стараюсь понять, когда именно это произошло.
-
Я влюблялся в тебя снова и снова, Насть. Тогда. В спортзале, когда ты послала меня на хрен. — усмехаюсь, когда она пристыженно опускает взгляд. — Возле раздевалок, когда почти позволила себя поцеловать. Когда ударила возле бассейна. Когда отвечала на поцелуй около ворот. Но самое главное… — коплю все ресурсы, чтобы продолжить эту странную исповедь. — Когда я привёз тебя домой в тот день. На то, чтобы остыть и отпустить лишние эмоции, у нас была дорога, и когда ты сказала, что не хочешь уходить… Когда понял, что не хочу отпускать тебя… Именно в тот момент я окончательно осознал, что люблю тебя. По уши. По самое "нехочу" в тебе.
— Почему ты не сказал тогда? Ты ведь это хотел сказать, да?
Выдыхаю.
— Да. Но что бы ты тогда ответила? Слишком быстро всё происходило, слишком много эмоций. И я… Я испугался. Не смог. Когда-то я поклялся себе, что никогда ни к кому не привяжусь. Никого не впущу в себя. Никогда не скажу "люблю". А потом… Потом я сказал и потерял тебя.
— Прости. — надрывно шепчет, а из глаз слёзы водопадом льются.
Ловлю губами каждую.
— Я простил, родная. Я готов был простить тебя каждый день, что тебя не было рядом. Готов был простить, когда увидел под дождём бегущую мне навстречу. И я простил, когда ты кричала, что любишь меня. Кричала, перекрывая шум дождя и ветра. Так, словно хотела, чтобы не только весь район услышал, а весь грёбанный мир об этом знал.
— Я и раньше говорила это. — вбивается в раздутый до опасных размеров мозг её тихий шёпот. Поднимаю глаза. Сцепка. Всё наружу. — В то утро, когда ты отвёз меня домой, я сказала тебе, что люблю. Когда папу увезли в больницу, я кричала это дому. Я повторяла снова и снова, весь день и каждую ночь, но знала, что ты никогда не услышишь, поэтому кричала тебе в спину, чтобы ты знал. Потому что боялась, что ты уйдёшь и так и не узнаешь, как сильно я тебя люблю, Артём. — теперь и моя девочка дышит через раз, открывая не только душу, но и вываливая наружу все страхи. Принимаю и забираю каждый. Разрываю в клочья. Нам было необходимо выговориться, но я даже не представлял масштабов, насколько сильно и как много надо было произнести вслух. — И я сказала это родителям в то утро, а потом у отца случился приступ. Я была уверена, что смогу это пережить, что справлюсь, но когда на следующий день он вернулся, то я поняла, что не выходит. Едва удалось выйти из дома, как я сдалась. Я плакала. Я кричала. Я говорила тебе, что люблю. Я звала тебя. А потом пришла мама, и я и ей это сказала. Не называла имени, но они и так знали, что у меня кто-то есть. Поняли, когда увидели засос. А потом я рыдала у неё на плече от этой самой любви, потому что просто не могла держаться.