— Прости, маленькая. Я не хотел кричать, но, блядь, чуть инфаркт не заработал, когда увидел, как ты в это ебаное окно лезешь. Если тебе так надо, то я сам его помою. И все остальные окна тоже. Только не плачь. — добавляю шёпотом, когда чувствую горячую влагу на плече. — Я не хотел психовать, Насть, но я, блядь, так испугался, что чуть на месте не сдох. Я не могу потерять тебя. Не могу…
— Извини, Тём. — пищит в шею и обнимает, пропуская свои руки под моими. — Я не подумала, что ты можешь так испугаться. Я правда не собиралась вылазить за раму, помыла бы, куда дотянусь, а остальное тебя попросила бы сделать.
— Врёшь, Насть.
Она отрывает голову и смотрит в глаза. Устанавливаем контакт. Вижу насквозь.
— Не вру.
— Ты даже с одеялом помощи не попросила. — отбиваю злее, чем планировал.
Любимая тоже сжимает челюсти.
— Зато со шкафом попросила! — шипит и, пользуясь тем, что я ослабил хватку, спрыгивает с постели и вылетает из спальни, швыряя в меня тряпку, которую всё это время зажимала, и слова:
— Тогда сам и мой!
— М-да, блядь, — озвучиваю свои мысли злосчастному окну, — вот и первая бытовая ссора.
Поднимаюсь на ноги и прислушиваюсь к звукам, но ничего не улавливаю. Тихо передвигаюсь по комнатам, пока не замечаю свою разъярённую ведьму. Она с такой злостью полирует поверхность телевизора, что он скоро треснет под её напором. Делаю шаг к ней, но она его слышит, оборачивается и прибивает таким взбешённым взглядом, что я, сука, застываю на месте. Настя демонстративно достаёт из кармана наушники и, вставляя в уши, врубает музыку и отворачивается, продолжая терзать ни в чём неповинную плазму.
Заебись, блядь. Просто, мать вашу, аут.
Чувствую, как снова начинаю закипать и чтобы не накалять до бела, иду и мою это грёбанное окно. А потом ещё и на кухне.
Пиздец, сука. До чего эта проклятая ведьма меня довела?
Слышу шум пылесоса и топаю обратно в ванную, чтобы наконец с ней покончить. Настрой слетел к хуям, ещё когда Настю на комоде увидел, поэтому делаю всё на отъебись. Как ни стараюсь остыть, ни хрена не выходит. Уже не просто со злостью, а с неадекватным бешенством вытряхиваю и корзины такую гору белья, которую туда только ногами затрамбовать можно было. Начинаю разгребать её, как сверху падают носки и пара футболок. Поднимаю голову и собираюсь было высказать всё, что я о её грёбанной обиде думаю, как Настя садится напротив меня на пол и начинает сортировать вещи.
— Тём, а светлые джинсы к джинсам класть или к светлым вещам? — тарахтит как ни в чём не бывало.
Смотрю на её лицо и вижу долбанные мозговъебательные ямочки. И я, блядь, догоняю, что её отпустило, как и меня, стоило ей приземлиться рядом, но мы просто не знали, как сделать первый шаг. И моя девочка пошла мне навстречу раньше, чем я был готов расстаться со своей злостью на её глупый поступок и необоснованную обиду. Ладно, блядь, признаю, вполне себе обоснованную.
Зеркалю её улыбку и накрываю пальцы, сжимающие эти самые джинсы, которые стали ниточкой к нашему примирению.
— Извини меня, Насть, но я реально испугался, когда увидел тебя там. Не должен был ни орать, ни срываться. Это нервное.
— И ты извини, Артём. Я не подумала об этом. Я бы, наверное, тоже испугалась, если бы увидела, как ты вылезаешь в окно на девятом этаже.
— В чистое окно. — ухмыляюсь с такой гордостью, будто кубок мира по какому-нибудь виду спорта выиграл.
— Я видела. И… — выдыхает и опускает глаза. — Прости, Тём. Я повела себя как истеричка.
Зная мою девочку, это признание даётся ей ни черта не просто. Хватаю её за руки и тащу на кучу грязных вещей. Романтика так себе, конечно, поэтому поднимаюсь вместе с ней и сажаю на стиралку.
— Я тоже, малыш. — сплавляемся, когда обнимает в ответ, и долго целуемся. — Закончишь со стиркой? А то мне ещё на балконе стёкла мыть. — высекаю с улыбкой, а она вся бледнеет.
— Не надо, Тём, пожалуйста. — дрожит, хватая за футболку. — Ладно, небольшие окна, но лезть на балкон… Даже тебе роста не хватит для этого.
Хотел бы я ещё немного над ней поиздеваться за такие выкрутасы, но вместо этого соглашаюсь оставить в покое окна и заняться обедом, пока Настя заканчивает с сортировкой белья и ставит стирку.
Откуда-то из глубины квартиры доносится шум пылесоса, а потом на такую громкость врубается музыка, что даже его перекрывает. Из колонок льётся какая-то попсовая херотень, которая бесит до трясучки.