— А вы, собственно, кто будете и кем приходитесь этому? — выплёвывает в сторону Артёма.
И тут меня срывает. Я никогда не была дурой. И слепой тоже. Пока вина не доказана, человек считается невиновным, а этот приговор уже подписан. И, конечно же, в этом чувствуется рука хладнокровной сволочи, которую я называла "папа". Быстро обдумываю возможность причастия к этому Должанского. Какая ему выгода? Но сейчас мне не до анализов и поисков виноватых.
Натягиваю на лицо непроницаемую маску. Выпрямляю спину и плечи. Транслирую в глаза уверенность и спокойствие. И пофигу, что внутри меня сейчас Армагеддон. Я не должна показывать свою слабость.
— Миронова Анастасия Романовна. — отрезаю с надменной усмешкой, видя, как округляются глаза полицейских.
Они обмениваются непонимающими взглядами между собой. Смотрят на меня, а затем на декана, дожидаясь его напряжённого кивка.
Значит, я попала в точку.
— Могу я увидеть ваши документы? — тянет руку старший лейтенант.
Достаю из сумки паспорт и передаю ему. Только пока он изучает его, наконец, смотрю на Артёма. Глаза в глаза, и я едва удерживаю не только маску хладнокровия, но и заставляю своё тело оставаться на месте. Все силы уходят на то, чтобы не бросится к нему и не разрыдаться.
— Всё будет хорошо. — шепчу одними губами, и он коротко кивает.
Служивый возвращает мне документы, но все какого-то хрена продолжают хранить гробовое молчание. С достоинством, которое сейчас мне так необходимо, выдерживаю эту паузу и тяжёлые взгляды.
— Как я понимаю, это меня он похитил и изнасиловал, да? — кошусь с презрением на полицейских.
— Анастасия Романовна, можем поговорить с вами с глазу на глаз? — быстрый кивок, и я выхожу вслед за мужчиной из кабинета, даже мельком не взглянув на любимого, потому что иначе я просто рассыплюсь на кровавые осколки. — Вы можете объяснить, что это значит?
Достаёт из папки лист А4 и передаёт его мне. Быстро пробегаю заявление, написанное твёрдой рукой отца, и до скрипа сжимаю челюсти, чтобы не зарычать.
Как он мог это сделать? Зачем? Он же не идиот и понимает, что так меня не вернуть.
Впиваюсь ногтями свободной руки в бедро, чтобы перераспределить бушующие эмоции и отвлечься на боль. Глаза красным туманом застилает ярость. Хотя это уже не она. Темнее, страшнее, масштабнее. Я в бешенстве. И я готова разорвать собственного отца на куски за эту подлость. За те слова и обвинения, которые он швырнул в Артёма только потому, что я выбрала его.
"Силой увёз из дома…" "Наверняка было совершено сексуальное насилие…" "Необходимо медицинское освидетельствование…" "Оказано психологическое давление…"
И это далеко не всё, что я там прочла. Между строк я вижу: ублюдок, мразь, маньяк.
Сминаю в кулак бумагу и поднимаю взбешённый взгляд на полицейского.
— Вы же понимаете, что это всё фикция? Вы видели меня и мои документы. Я жива и здорова. Из дома уехала по собственной воле, что вы можете проследить по камерам, если, конечно, мой папочка, — выплёвываю с таким презрением, что старлея аж передёргивает, — всё не подчистил. С самого утра я нахожусь на занятиях, чему свидетелями являются больше сотни студентов, а также преподаватели. Силой меня никто не удерживает, и шантажом тоже.
— По поводу изнасилования…
Фразу закончить не даю, потому что даже мысль о том, что отец мог выставить Северова насильником, мерзкой слизью растекается по нутру.
— Секс был. По обоюдному согласию. Но какая уже на хрен разница? — рычу, от того что эти "служители закона" продолжают пытать меня этими тупорылыми вопросами, хотя и так всё уже ясно. А мой любимый тем временем скован браслетами. — Нужна экспертиза? Отлично! Медосвидетельствование? Поехали прямо сейчас, но сначала отпустите невиновного человека!
— Сбавьте тон, девушка. — обрубает ледяным голосом, видимо, взяв себя в руки и отойдя от шока. — Успокойтесь.
— Да как мне, блядь, успокоиться?! Вы арестовали человека только за то, что мои родители не смогли удержать меня дома! Я, блядь, совершеннолетняя! Заявление об изнасиловании вы можете принимать непосредственно от потерпевшей, а его не будет, потому что меня, мать вашу, никто не насиловал! И не похищал! Идите к Миронову и разбирайтесь с ним! — крики переходят во всхлипы, а те в свою очередь в рыдания.
Слёзы обжигают веки и щёки, но я зло стираю их и трачу остатки самообладания на то, чтобы перестать реветь. Я сама будущий следователь и отлично знаю законы. Следак смотрит на меня, как на умалишённую, но мне настолько похеру. Ничего не имеет значение, кроме свободы и доброго имени моего парня.