Этот художественный прием, который вскоре станет распространенным – разорванная композиция, сделал меня настоящим соучастником действа, которое развернулось еще две тысячи лет назад. Я подняла глаза чуть выше. На фреске не было изображения креста. Было тело, в котором угас дух, но что именно случилось, нам не было рассказано. Вероятнее всего, изображенный холм неподалеку от богатого и защищенного города был Голгофой, и даже основание тяжелой деревянной балки было будто обозначено, но вместо креста над сценой оплакивания, на белом мраморном постаменте, возвышалась светлая женская фигура. Это снова была Дева Мария, только теперь во славе. Она раскидывала по сторонам руки, распахивала плащ, как я потом узнала, это называется плащ милосердия и подобные изображения называют Мадонна Мизерикордия. Полы тяжелой ткани поддерживали ангелы, и под этой защитой застыли в молении похоже что конкретные люди – слева почтенные мужчины, справа смиренные женщины. Изображение их несомненно подразумевало портретное сходство, обычно это заказчики произведения и их семьи. (Теперь мне известно, что одна из женщин – та, что с непокрытой головой, – это Симонетта Веспуччи, а мужчина в красном – Америго Веспуччи, знаменитый путешественник, в честь кого континенты были названы Америкой). И… я. И меня художник заставил присутствовать там, в той словно застывшей в ожидании группе. Наравне с апостолами и укрытыми благодатью прославленными флорентийцами я свидетельствовала одной из страниц человеческой истории, я стояла у распятого Христа…
Несколько ошарашенная тем, что со мной произошло, я походила по монастырскому двору, где забрела в просторную и абсолютно пустую залу. Только на дальней стене высоко, почти под потолком, горела фреска «Тайная вечеря», в которой все ученики Христа – кто в беседе, кто в раздумье – были противопоставлены одинокой и заносчивой фигуре по другую сторону стола… Я развернулась, прошла по тихому монастырскому дворику и снова двинулась к алтарю храма, где обнаружила свежие цветы. Это была могильная плита, на которой лежало несколько садовых роз. Очень трогательно и поэтично. Я чуть тронула нежные листья рукой, чтобы прочесть имя того, кого до сих пор поминают в этой древней церкви, но имя мне ни о чем не сказало: Алессандро ди Мариано ди Ванни Филипепи. Как странно… Кто ж это его помнит? Я сделала еще шаг и увидела табличку – Боттичелли! Я обнаружила, что здесь лежит создатель той самой «Весны», поэт той самой Венеры – Боттичелли! И это его прозвище! Я кинулась искать своего спутника – хоть и не с первого раза, но что-то знакомое было обнаружено мною в этом совершенно незнакомом мире. «Боттичелли! Боттичелли!» – жарко зашептала я. «Да, похоронен рядом с той, которую платонически любил, чью красоту воспевал и которой посвящал многие из своих произведений – Симонеттой Веспуччи. Впрочем, она была обожаема всей Флоренцией. Была прозвана Несравненной. Сами Медичи были от нее без ума… А та фреска, возле которой ты застыла, это Гирландайо. Но если тебе понравился этот художник, то нужно посмотреть те работы, что его прославят – это сцены из жития Франциска Ассизского в церкви Санта Тринита и, конечно же, капелла Торнабуони в Санта-Мария-Новелла»…
Я опустилась на скамью. Казалось бы, ничего не произошло, мы ничего еще и повидать не успели, но что-то важное со мной уже случилось. В церкви началось движение, раздался колокольный перезвон. «Если слышишь, что в Италии звонят, это значит, за стол пора, – нарушил мое бессознательное состояние художник. – Я думаю, тебе будет приятно сейчас на площади Синьории. Потом пара порций макарон – и транс как рукой снимет, идем. Нам действительно нужно многое успеть!» Солнце тотчас опрокинуло на нас щедрые потоки света и тепла. Тело, словно только ощутив сырость средневекового храма, поежилось. Над рекой плыли прощальные ноты полуденных колоколов, путники прибавляли шаг, слышался резкий скрежет жалюзи – это закрывались на обед лавки, расположенные вдоль пустеющих улиц; некоторые части города полностью вымирали. Тем временем мы приближались к одной из важнейших площадей Флоренции, и все гуще становилась толпа по пути нашего следования, и все соблазнительнее кулинарные ароматы, которые начали расстилаться по улицам и захватывать площади. Площадь Синьории – одна из главнейших в городе.
Глава III. Про кофе – На площадь Синьории лет шестьсот назад – Воспитательный дом Брунелесски – Женщины эпохи Возрождения