— Ну что ты дергаешься? — пыталась успокоить меня Лена, когда мы остались одни, уселись на элегантный кожаный диван, и она включила телевизор. — Все нормально, и в Италии это никого не удивляет…
— А телевизор-то зачем? — поинтересовался я, краем глаза косясь на экран и придвигаясь к ней все ближе и ближе.
— Затем, что мне сегодня нельзя, и ты напрасно ерзаешь…
— И ради того, чтобы сказать мне об этом, ты привезла меня из Венеции? — можете себе представить всю глубину моего разочарования!
И тут она улыбнулась совершенно неописуемой улыбкой!
— Сегодня — нельзя, но завтра будет можно.
— «Завтра, завтра, не сегодня, все… кокетки говорят», — вяло пошутил я. — Ты, мать, ведешь себя как-то подозрительно… Я поневоле начинаю чувствовать себя подсадной уткой.
— Дурачок! — она наклонилась и ласково поцеловала меня в губы. Я было дернулся обнять ее, но она тут же отстранилась. — А ты не думаешь о том, что я была так рада тебя видеть, что побоялась упустить?
— Это утверждение требует доказательств!
— Завтра, завтра, ты получишь все свои доказательства, а пока извини, но я хочу спать.
— А мне чем заниматься?
— Смотри телевизор, видео… можешь что-нибудь почитать, — и она кивнула в сторону одной-единственной книжной полки. — Ты же любишь поэзию, а там у меня последняя книга Бродского. Где бар, ты уже знаешь, так что… чао!
И, пропев это самым нежным тоном, сопроводив лукавым взглядом и чарующей улыбкой, она быстро взбежала по лестнице и хлопнула дверью.
Н-да, вот это положение! Что-то мне все это не нравится… и отговорка представляется весьма неубедительной… Я стал вспоминать, что и раньше у Лены были какие-то странные дела, о которых она предпочитала не распространяться, но которые были связаны с энным количеством долларов. Тогда, в России, я не слишком этим интересовался, но вот теперь… Зачем я ей нужен здесь, на этой вилле? Соскучилась и решила вспомнить прошлое? Так ведь в нашем прошлом не было ничего такого, что стоило бы вспоминать! А вдруг она собирается разводиться и ей нужен повод? Непонятно…
Я достал из ведерка бутылку шампанского, налил себе полный бокал, выпил и задумчиво посмотрел на экран телевизора. Шла какая-то сопливая мелодрама, содержание которой можно было бы понять, даже если бы говорили на китайском. Чем же заняться?
Отложив книгу, я выключил телевизор, допил шампанское и вышел на веранду. Второй час ночи, но не простой, а флорентийской! Как там у классиков: «Знаете ли вы флорентийскую ночь? О, вы не знаете флорентийской ночи! Тиха флорентийская ночь. Всмотритесь в нее. Прозрачно небо, звезды блещут. С середины неба глядит месяц. Чудный воздух не хочет превозмочь своей дремоты, и прохладно-душен, и полон неги, и движет океан благоуханий. Необъятный небесный свод раздался, раздвинулся еще необъятнее. Земля вся в серебряном свете, и чуть трепещут листы серебристых тополей. Божественная ночь! Очаровательная ночь! Луна спокойно с высоты над всей Италией сияет…» Впрочем, стоп, до этого уже был месяц, не годится. Но ведь действительно луна! — поэтому продолжим лучше так: луна, пошевелив своими сияющими телесами, опустилась на тучку пониже. В траве стрекотали итальянские цикады, или… не знаю, как они тут называются. Но ночь была роскошной и как бы хорошо было провести ее в измятой горячими телами постели! Где там моя коварная хозяйка, неужели спит?
Устав от событий и впечатлений четвертого дня, я заснул прямо в гостиной, растянувшись на диване, обращенном в сторону камина. И захотелось мне увидеть во сне то, что должно было случиться в день пятый…
10
Но снилась мне какая-то чушь — то первомайская демонстрация, которую приветствует сам Ильич, размахивая кепкой на трибуне собственного мавзолея; то Лена, которую я пытаюсь опрокинуть на диван, а она все увертывается и повторяет: «Нет, голыми, голыми, только голыми»; то черепаха, на которую указывает пальцем плешивый экскурсовод, произнося при этом несколько странную фразу: «Ученые выяснили, что черепахи первыми никогда не нападают на людей»; то Пресняков-младший в пионерском галстуке, распевающий «Взвейтесь кострами синие ночи…»