— Ну да, ха-ха-ха, особенно деревьев! Они уж точно говорить не умеют! — расхохотался Кацит.
— Не скажи, деревья тоже могут говорить. По-своему. Нужно только уметь их слушать.
— Если со мной заговорит дерево, то я уйду в монастырь! — припечатал наемник. И чуть добавил, — женский.
— А такие есть?
— Парочка найдется, но не в наших кругах. Где-то далеко-далеко на севере, аж за землями Лесных Эльфов. Там земля продолжается, но, если честно, я без понятия, это уже надо спрашивать у тех, кто там живет.
— Я понял. А что на счет...
Так мы и сидели у костра, тихонько и непринуждённо общаясь.
Глава 8
Долго ли, коротко ли, но мы добрались до первой деревеньки. Началось все то, что мы уже видели, только в миниатюре. Торговцы расчехлялись на товары показывали их местным, закупались продуктами, Ириш заперся в доме старосты, наемники рассосались по всей деревне, кто в кабак, кто на охрану... нет за девочкой никто приударить не пытался. Все как один сохли по Лейле, которая выглядела неприступной ледяной крепостью. Хах, знали бы они насколько «далеко» простирается эта «неприступность», так в очередь выстроились. Конечно, я бы мог сказать, «Лейла, можно!», но блин... моя хозяйская натура, которая проснулась ну вот не к месту, была всеми фибрами против такой команды. А хомяк еще и поддакивал: «да-да, это наше! Только мы имеем право!» Ужас, одним словом.
— Смотри-смотри! — слышу за спиной детские голоса и смех. Чуть повернувшись, вижу трех ребят примерно восьмилетнего возраста выглядывающую из-за угла дома.
— Темный эльф!
— Настоящий!
— Тише, мама говорила — они все опасны.
— Он — то?
Щебетала малышня. Воспользовавшись моментом, когда ребята отвлеклись и на меня никто не смотрит, порталом прыгаю на несколько метров оказавшись у них за спиной.
— Ой. А куда он делся?
— Только же тут стоял!
— Меня ищите? — тихонько интересуюсь, чуть-чуть наклонившись к ребятне.
— Ааааааа!
С визгами и воплями «бежим-бежим!» вся детвора разбежалась в разные стороны. Не удержавшись и расхохотавшись, утираю выступившую слезу. Люблю я все-таки детей. Да если бы и не любил, столько бы не проработал. Эх... интересно, а как там мои оболтусы?
— Развлекаетесь, господин?
— Привет Лей. Да, есть немного. Скоро мы отъезжаем?
— Я как раз по этому поводу.
— Что стряслось?
— Мы никуда не едим.
— Почему?
— Дальше по дороге банда обосновалась, а по другой дороге ехать это очень большой крюк делать. Крестьяне уже отправили до города окольными путями своего человека с жалобой барону, но пока тот дойдет, пока барон соберет команду...
— Пройдет очень много времени, — киваю, договорив за Лейлой.
— Да. Ириш думает отправится на запад, что нам совсем не по пути.
— Эх... пойдем, поможем несчастным.
— Вмешаемся?
— А что делать? Ариана же нас потом достанет нытьем. А зелий у меня столько не будет, чтобы всю дорого поддерживать её в тонусе.
— Может просто купим у Ириша карету?
— До города дойдем, там так и быть, купим. Но вести её будешь — ты!
— А чего я — то сразу?
— А ты думаешь — Ариана умеет?
На этих словах мы посмотрели в сторону Арианы, где та скептически осматривала оружие наемников.
— Нет, но я-то точно не умею!
Мой осуждающий взгляд, который должен был вызвать стыд или хотя бы испуг, к моему разочарованию вызвал у суккубы только заливистый смех.
— Что с ней? — поинтересовалась подошедшая Ариана.
— С меня угорает.
— Почему?
— Пытается протолкнуть идею покупки кареты, когда сама её водить не умеет.
— А ты?
— Мне и пешком хорошо.
— Ну купи в дополнение к карете слугу, что сложного?! — возмутилась Ариана и посмотрела на меня как на идиота, которому объясняют прописные истины. Лейла от такого развеселилась еще больше.
— Ари. Если бы я хотел слугу, взял бы Малиона, уверен уж он то с каретой сладит, — при этом, припоминаю кем работал парень до встречи со мной. — Но, боюсь, что не проживет наш кучер долго, а приглядывать еще и за ним я не хочу. Так что либо кто-то из вас, либо пешком!
— Го-го-госпо... хи-хи-хи... господин, вы кудаааа?
— К Иришу.
— За каретой?
— Лейла!
— Ха-ха-ха-ха-ха...
Оставив парочку за спиной, подхожу к дому старосты. Ириш сидел на веранде в компании главы деревни. Разговора не было, каждый из людей думал о чем-то своем.