Я уже упоминал, с каким трудом мне удалось справиться с разногласиями между моими родителями. Само собой разумеется, что по мере того как ситуация между ними обострялась и в конечном итоге привела к разводу, мои отношения с родителями тоже не могли оставаться прежними. Любые сын или дочь, которым довелось пережить распад родительской семьи, знают из опыта, к какому разладу он приводит. Особенно изменились в то время мои взаимоотношения с отцом. В прошлом он был первым человеком, которому я докладывал обо всем, что случалось со мной на «Олд Траффорде». Теперь перед ним была куча собственных проблем, которые надо было решать ему самому, и мне казалось неправильным обращаться к нему за советом в такое и без того нелегкое для него время. Поскольку моя мама (равно как и Джекки, мама Виктории) принадлежит к числу лучших в мире приходящих нянь и вообще специалисток по уходу за детьми, то я про должал часто видеться с нею и в тот период, когда в «Юнайтед» многое для меня пошло совершенно не так, как надо. Я всегда знал, что они с папой ходили на стадион ради меня, но вообще-то, если говорить о моей судьбе в футболе, мама оказывала мне моральную поддержку, в то время как папа, на мой взгляд, во многом руководил мною и направлял меня. Однако теперь мама могла лично убедиться, насколько тупик в отношениях с шефом мучил ее сына и насколько вредно отражался упадок моего настроения на ее невестке и внуках. И вот, не поставив меня в известность, мама решила взять это дело в свои руки и как-то повлиять на то, что происходит на работе у сына.
Нам предстояло выступать против «Вест Хэма» в кубке, и мама пришла на «Олд Траффорд» посмотреть игру. Тогда я впервые почувствовал, что подавленность повлияла на мою игру. Я участвовал в матче, и мы победили 6:0, но я не получил от этого большого удовольствия, тем более, что шеф в перерыве опять наехал на меня по какой-то мелкой причине. Помню, что после свистка об окончании встречи я постарался переодеться и покинуть нашу спортивную арену как можно скорее. К тому времени, когда я сидел в машине с Викторией, у меня было такое чувство, словно что-то на меня давит. Я ощущал себя совершенно бессильным и просто сидел в салоне, уставясь прямо перед собой в струи дождя, которые заливали ветровое стекло, и пытался подавить рыдания. Мама покинула «Олд Траффорд» немного позже — она и Джоан возвращались в Лондон отдельно от нас — и позвонила из своей машины:
— Я должна была увидеться с ним.
Моей первой реакцией было машинальное: «Увидеться с кем?»
Но и не дожидаясь маминого ответа, я уже знал, что она подразумевала шефа, и потому разозлился. Сама мысль о том, что моя мама намерена увидеться с шефом, казалась мне абсурдной. Однако она объяснила, что это произошло случайно. Мама столкнулась с отцом-командиром в коридоре и посчитала своим долгом изложить ему свои соображения по поводу происходящего. А мне-то казалось, что в свои 27 лет я должен быть в состоянии и сам разобраться в собственных проблемах, возникающих на работе. Поэтому для меня было самой настоящей неожиданностью, что она поступила так, как поступила. Догадываюсь, для отца-командира тоже. Она рассказала мне о том, какие темы затрагивались в их разговоре, и одна фраза шефа запала мне в голову:
— Знаете, Сандра, беда Дэвида в том, что теперь каждый подкатывается к нему, а ему это нравится.
Ничто из возможных его высказываний по моему поводу не могло нанести мне более чувствительного удара, чем это. Я всегда верил, что независимо от того, каким образом кто-либо другой высказывается или думает о тебе, ты должен оставаться верен самому себе. Когда я был ребенком — играл в «Риджуэй Роверз», тренировался со «Шпорами», начал заниматься в «Юнайтед», и папа за что-либо сердился на меня или считал мою установку неправильной, он знал, что нужно сказать, чтобы действительно достать меня: «Ты изменился».
Эта элементарная фраза, исходящая от него, всегда уязвляла меня хуже любых нотаций: за ней стояло, что я обманывал свой футбол и собственную жизнь, притворяясь кем-то или чем-то таким, к чему на самом деле не имел отношения. Папа знал, как меня пронять, и Алекс Фергюсон тоже. Словами, сказанными моей маме после той игры с «Вест Хэмом», шеф по-своему выразил то же самое, что говорил мне отец много лет назад. Я и без того знал, насколько эти два человека похожи — и прежде всего, своим упрямством. Возможно, ни один из них по-настоящему не понимал, что я унаследовал и позаимствовал от обоих это упрямство или, если хотите, упорство, и оно стало чертой моего характера. Но в любом случае я не мог позволить, чтобы меня, как говорится, без меня женили. Поэтому меня разозлил мамин поход к шефу, хотя, с другой стороны, ее поступок заставил меня понять, что если я так расстроен и разочарован случившимся, то следовало мужественно смотреть ситуации прямо в лицо и противостоять ей, вместо того чтобы позволить событиям довести меня до ручки.
Несколько дней спустя шеф попросил меня зайти. Он хотел поговорить о ходе подготовки к товарищескому матчу сборной Англии против Австралии, имея в виду, что со Свеном у него было достигнуто взаимопонимание по поводу того, что ведущие игроки клуба будут задействованы только на 45 минут. Конечно, как капитан английской команды я должен был знать, что в ней происходит. В общем, здесь мы потолковали прекрасно. Теперь была моя очередь. Начиная с матча против «Вест Хэма», я долго и упорно размышлял о том, что же хочу сказать отцу-командиру и услышать от него в ответ. У нас образовалось в «Юнайтед» несколько свободных дней, и это дало мне время обдумать кое-какие вещи и самому прийти к определенным выводам. Первым делом мне надлежало выяснить, хочет ли он моего ухода из «Юнайтед». И если такого намерения у шефа нет, но он собирается по-прежнему трактовать меня так же, как сейчас, то мне хотелось довести до его сведения, что у меня имеется иной вариант поведения. Я не мог себе вообразить, что на самом деле поступлю подобным образом, но это было вполне возможным — у меня лежала в банке достаточная сумма, чтобы позволить себе принимать решения, не очень-то думая о деньгах. Вместо того чтобы ломать себе жизнь и тратить нервы на занятия игрой, которую я продолжаю любить, но без взаимности, я могу вообще уйти из футбола. Я зашел в своих размышлениях настолько далеко, что уже обсуждал данный вопрос с Викторией. Тем не менее, мне не хотелось верить, что дело может дойти до этого:
— Скажите, шеф, мы можем разобраться в нашей проблеме?
— В какой проблеме? Разве у нас есть проблема?
— Да, есть. Не может быть, чтобы я оказался в том состоянии, в котором сейчас нахожусь, без всякой причины. А я ведь оказался в разобранном виде из-за того, как вы поступаете со мной.
— Я ничего тебе не сделал, — сказал он. Затем продолжил:
— Ты относишься ко мне аналогичным образом — игнорируешь и даже не смотришь на меня во время бесед с командой.
Это было верно, но только потому, что иногда такое поведение казалось мне единственной возможностью хоть как-то скрыть ту подавленность, которую я ощущал. Если ты не в состоянии справиться с чем-либо, то пытаешься вообще не замечать этого.