– Мне предстоит иная битва, брат, – сказал тогда Дуглас. – Я должен вернуть принадлежащее нам с тобой по праву, то, что нам досталось в наследство от нашего отца.
Он поступил так ради Дьюнакена, их родового гнезда, ради памяти об отце, ради того, чтобы клан Маккиннонов не исчез с лица земли.
Но Йен Маккиннон не понял брата.
– Дьюнакен – всего лишь горы и привидения, – сказал он. – А честь – это то, что всегда с тобой.
В тот день Йен объявил, что Дуглас ему не брат, назвал его трусом и позором клана, а потом повернулся и ушел – навсегда, как был уверен Дуглас. Но не его слова с такой силой подействовали на Дугласа, а разочарование, промелькнувшее в глазах юноши, выросшего с убеждением, что его брат – герой.
Внезапный стук в дверь у него за спиной оторвал Дугласа от размышлений. Он обернулся. На мгновение у него мелькнула мысль, что это Йен.
Но он был разочарован, узнав нежданного гостя – Малкольма Маклина, тана Маклинов из Карсаига и своего будущего тестя.
Йен Даб поднялся.
– Маклин, приятно вас видеть. Как дела в Карсаиге?
Тан Маклин вошел в комнату с уверенностью человека, который осознает важность своей особы в этом мире. Он был тоже вождем, как и Дуглас, но правил своим кланом с помощью железного кулака, безжалостного клинка и каменного сердца. О том, что он зачастую улаживал споры кинжалом, а не разумом, свидетельствовало множество шрамов на его лице, руках и предплечьях. Его каштановые волосы, нечесаные и взлохмаченные, свисала на плечи, а глаза были всегда сужены, как у волка.
– Входите, садитесь, – сказал Маклину Йен Даб. – Выпейте бренди. Мы с Дугласом как раз наверстывали за последние месяцы.
Маклин опустился в предложенное кресло, держа руку на рукояти меча. Он выпил бренди, вытер рот тыльной стороной ладони и устремил яростный взгляд на Дугласа.
– Чего вы сумели добиться на юге? Вам удалось получить аудиенцию у короля?
Дуглас с трудом удержался, чтобы не выказать свою неприязнь к этому человеку.
– В некотором роде да.
– Что вы имеете в виду, Маккиннон? Вернули вы себе права на Дьюнакен? – И, не дожидаясь ответа Дугласа, он немедленно повернулся к Йену Дабу: – Не будет никакой свадьбы, Маккиннон, а стало быть, и никакого союза между нашими кланами, если эта земля не будет возвращена Дугласу.
– Ну, Маклин, утишьте свой нрав…
– Таков был договор! – Он стукнул кулаком по столику и опрокинул свой стакан. – Я не отдам мою Мойру за безземельного щенка, у которого нет ничего, кроме ночного горшка…
– Мне не удалось добиться, чтобы меня выслушали в Кенсингтонском дворце, – прервал его Дуглас. – Но через два месяца я верну себе Дьюнакен и утраченный титул графа без всяких условий. – Он посмотрел на своего дядю. – Иным способом.
Маклина тут же охватила подозрительность.
– Что вы имеете в виду под «иным способом»? К чему такая таинственность, если мы вскоре породнимся?
При мысли о том, что этот человек станет его родичем, Дугласу стало тошно.
– Минуту, Маклин. – Йен Даб посмотрел на племянника, больше заинтригованный, нежели охваченный подозрениями при этом неожиданном заявлении. – Ты не хочешь рассказать побольше об этом «ином способе», Дуглас?
Понимая, как опасно говорить правду, Дуглас решил умолчать о своем договоре с герцогом. Если это откроется и придется за это расплачиваться, Дуглас предпочитал, чтобы сделать это пришлось ему, а не кому-то еще.
– Единственное, о чем я хочу попросить: верьте моему слову. Дьюнакен снова будет принадлежать нам через два месяца. Как именно – не имеет значения.
Ему было очень противно обманывать дядю, но выхода не было.
Йен Даб кивнул:
– Другого обещания мне и не требуется. Если Дуглас говорит, что вернет себе Дьюнакен, значит, так оно и будет. Свадьбу сыграем зимой, Маклин, и ваша Мойра станет графиней. А теперь пойдемте, моя милая Дженет приготовила царский ужин. Давайте преломим хлеб и поднимем тост за конец вражды, которая слишком долго разделяла Маклинов из Карсаига и Маккиннонов из Стратхерда.
Уже стемнело, когда Дуглас подъехал к дому Эйтни. Ночное небо освещала ущербная луна, подернутая легкой облачной дымкой. Он тихонько постучался в дверь, стоя под низкой притолокой.
Он знал, что Эйтни его ждет и надеется услышать объяснения. В письме, которое он послал с вместе с сундуками на лодке, он просил ее только приготовить к его приезду домик и не делать никаких заключений – что бы она ни увидела, – пока он все ей не объяснит. Он должен был сказать ей правду и мог быть уверенным, что она сохранит все в тайне, но весь день он все откладывал и откладывал свое посещение. В глубине души он знал, чего ему ждать от Эйтни.
– Наконец-то ты вернулся, – только и сказала она, поднимаясь от прялки, чтобы принести ему чашку горячего чаю. В домике пахло свежим камышом, торфяным дымом и вкусным тушеным мясом, которое она приготовила для Дугласа.
Дуглас смотрел, как Эйтни растерла поясницу, словно стараясь утишить боль – ведь она несколько часов кряду пряла шерсть при тусклом свете лампы. Волосы у нее были распущены и ниспадали до пояса, на ней была грубая ночная рубашка под шерстяной шалью с бахромой, доходившей до бедер. Ноги, ступавшие по земляному полу, были босы, и хотя на лицо ее падали тени от огня в очаге, Дуглас понял по поведению Эйтни, что она рассердилась.
– Я ездил в Килмари, – сказал он, когда она подала ему чаю. Он выпил чашку залпом, после чего опустился на свой любимый стул у огня. Боль, уже несколько часов пульсировавшая в голове, немного улеглась. – Дядя тебе кланяется.
– Угу.
Эйтни снова уселась за прялку, наматывая шерстяную пряжу на веретено. Она продолжала свою работу молча, выжидая, когда Дуглас заговорит.
– Он сказал, что Йен в безопасности. Он где-то здесь, на острове Скай.
– Здесь? – Эйтни удивленно вскинула брови. – Тогда почему же малый до сих пор не появился?
Дуглас нахмурился:
– Мне кажется, ты знаешь почему.
– Ах да. – Она с неприязнью покачала головой. – Он ведь твой брат, этим все сказано. Я знала этого малого совсем крохотным, он всегда сначала говорил, а потом уже думал. Он парень с норовом, но сердце у него верное. Он не станет долго досадовать на своего родича, особенно после того, что вам обоим пришлось пережить в последнее время. – Она замолчала и, почувствовав, что Дуглас чего-то недоговаривает, спросила: – Что-то еще тебя заботит?
Дуглас кивнул.
– Маклин был в Килмари.
– Грязная свинья. – Она нахмурилась, словно вместе с чаем проглотила какую-то мерзость. – Знаешь, этот Маклин не годится тебе в тести.
– Это верно, но у меня нет выбора. Уговор давнишний. Тлеющая вражда между нашими кланами обернется нешуточной войной, если я не женюсь на Мойре.
– Да ведь этой вражде четыре сотни лет, с тех пор, как один из Маклинов, крепко перебравши, убил одного из Маккиннонов из-за какого-то пустячного оскорбления. Прежде мы жили мирно. Не тебе, Дуглас, изменить то, что тянется из века в век. Тебе не следует брать жену из этого рода. У них дурная кровь в жилах, у этих Маклинов из Карсаига. И эта дурная кровь перейдет к твоим сыновьям.
Дуглас допил чай и, нахмурившись, поставил чашку на полку над очагом.
– Я не могу нарушить уговор, и тебе это известно. Если я не женюсь на Мойре Маклин, прольется кровь Маккиннонов.
Теперь Эйтни неистово нажимала ногой на педаль прялки.
– Две жены многовато, Дуглас Маккиннон. Даже для такого смелого шотландца, как ты.
При упоминании об Элизабет Дуглас снова помрачнел. На самом деле мысли о ней не оставляли его весь день. Не раз он, занятый хозяйственными делами, устремлял взгляд в окно на далекие холмы и видел домик, приютившийся у их подножия. И ему вдруг представилось, что Элизабет осталась здесь по истечении оговоренных двух месяцев… осталась навсегда.