Последние двадцать четыре часа для Кейт были настоящим адом. Двенадцать часов бесплодных попыток, за которыми последовало экстренное кесарево. Сейчас ее маленькая дочь спала в детской кроватке неподалеку от ее постели, но почему-то, несмотря на это, Кейт чувствовала себя безнадежно одинокой и потерянной.
Боль от родов и операции не шла ни в какое сравнение с той горечью и стыдом, которую она испытывала в часы посещений. Кейт постоянно ловила на себе любопытные или сочувствующие взгляды трех других девушек, с которыми она делила палату, и их визитеров. Их кровати были увешаны шариками, на тумбочках стояли цветы, поздравительные открытки и сладости, и, самое главное, рядом с ними были отцы их детей.
А она была одна, и ей было стыдно, что все видят ее одиночество. После короткого телефонного разговора с Крегом она оставила надежду, что он появится.
Она и ее маленькая дочь никому не были нужны.
И тут вошел он.
Алекси сразу понял, как себя сейчас чувствует Кейт, заметил полные недоверчивого скепсиса взгляды ее соседок по палате, когда они поняли, что он пришел навестить ее. «Мог ли он быть ее… Конечно нет!» — думали они.
— Умоляю, прости меня, дорогая! — воскликнул он, бросаясь к кровати, ставя на тумбочку корзину с цветами и подарками и вглядываясь в удивленное лицо девушки.
Ее лицо опухло от слез, глаза покраснели от усталости после бессонной ночи. Алекси думал, что после родов женщины сразу сбрасывают вес, но Кейт, казалось, наоборот, увеличилась еще вдвое. Ее волнистые темные волосы свалялись от пота. Но она благодарно улыбнулась ему, и Алекси почувствовал, что пришел не зря.
— Сможешь ли ты простить меня? Я не смог быть рядом с тобой! — Он говорил достаточно громко, чтобы ее соседки слышали каждое слово.
— Прекратите, — прошептала Кейт, стараясь сдержать смех. — Они ведь подумают, что вы и есть отец ребенка.
— Ничего, притвориться им на пару часов будет даже забавно, — откликнулся он, осторожно садясь на край постели. Он еще раз оглядел ее бледное, изможденное лицо. — Все было настолько ужасно?
— Просто ад.
— А зачем нужны капельницы?
— Пришлось делать операцию, чтобы спасти ребенка.
— Когда вас отпустят домой?
— Через пару дней.
Кейт печально опустила глаза. Сейчас у нее не хватало сил, даже чтобы взять на руки собственную дочь, и мысль о том, что уже через два дня ей придется самой заботиться о себе и ребенке, приводила ее в панику.
— Это же слишком скоро. — Алекси был потрясен. — Когда моей кузине сделали кесарево, ее держали в больнице неделю.
Тут Алекси перевел взгляд на детскую кроватку, вспомнив, что правила хорошего тона требуют сказать что-то хорошее о малышке, но, когда он увидел ее, ему не пришлось ничего придумывать. Девочка оказалась удивительно хорошенькой, с короткими светлыми кудряшками, огромными голубыми глазами и розовыми, полными, как и у матери, губками.
— Она такая очаровательная, — честно сказал он.
— Да. Думаю, ее глаза уже через пару недель станут карими, — улыбнулась в ответ Кейт. — Но, Алекси, скажите мне, что вы тут делаете?
— Я решил заехать проведать вас по дороге в аэропорт.
Судя по лицу Кейт, это объяснение не показалось ей достаточно убедительным.
— После пяти часов, проведенных в компании любимых родителей, мне нужно было увидеть хотя бы одного нормального человека.
В это время малышка заворочалась в кроватке.
— Похоже, она окончательно проснулась.
— Хотите ее подержать?
— Господи, нет! — отказался было Алекси, но любопытство пересилило. — Хотя… А это ее не побеспокоит?
— Нет, конечно, — мягко улыбнулась Кейт, наблюдая за тем, как сильные мужские руки бережно поднимают маленький сверток из кроватки.
На секунду ее охватило невозможное, глупое желание, чтобы именно Алекси был отцом ее ребенка.
— Мой отец болен, — тихо сказал он.
Это была секретная информация, которую Кейт при желании могла бы продать за десятки тысяч долларов, но сейчас ему было все равно. Он осторожно держал в руках этот комочек новорожденной жизни и чувствовал, как в его груди разливается странное, незнакомое, теплое чувство. Он осторожно провел кончиком пальца по маленькой бархатистой щечке.
— Мне очень жаль.
— Я знаю.
— Никто не должен об этом знать, — сказал Алекси, все еще не отрывая взгляда от малышки. — Как ты ее назвала?
— Джорджина.
— Джорджи, — улыбнулся Алекси своей новой знакомой.
— Джорджина! — возмущенно поправила его Кейт.
— Интересно, когда я родился, я тоже был таким хорошеньким? Представь, если бы сейчас здесь было сразу два младенца.
Кейт улыбнулась. Два крошечных, совершенно одинаковых Коловски в одной кроватке, наверное, надолго приковали бы к себе внимание всего родильного отделения.
— Не могу представить вас младенцем.
— А зря, судя по фотографиям, я был очень милым и забавным. А Йозеф у нас с рождения был безумно серьезным. — Он осторожно положил Джорджину в кроватку и ласково улыбнулся Кейт. — Ты станешь прекрасной матерью.
— Но как?
Может быть, свою роль сыграли гормоны или страх, но по щекам Кейт потекли слезы.
— Я очень хочу быть для нее хорошей матерью, но как же мне справиться со всем этим?
— Ты справишься, — уверенно сказал Алексей. — У моих родителей было все, чего можно пожелать, но это не помогло им. Ты не такая, как они.
Он заглянул в ее мягкие, теплые карие глаза, полные слез, беспокойства и потаенной веры в то, что все будет хорошо.
— Прости, я должен идти.
— Спасибо тебе, — сказала она, заставив себя приподняться на кровати, и вдруг оказалась в его объятиях.
Его прекрасное лицо было так близко, что она могла чувствовать его запах, смесь фирменного одеколона Коловски и чего-то еще, его собственного уникального, мужского аромата.
— Нельзя оставить наших зрителей без яркого финала, — прошептал он.
А потом поцеловал ее!
Ужасно, невыносимо нежно и осторожно — ведь после операции прошло всего несколько часов. Кейт показалось, что на мгновение она попала в рай: вкус его губ, движения его языка, проникшего в ее рот сквозь податливо приоткрытые губы, страсть, которая заглушила мысли о причине, по которой он целует ее…
Но поцелуй прервался.
— Прости, я должен успеть на самолет.
«Ему следовало стать актером», — с тоской подумала Кейт, потому что в его голосе и взгляде было почти искреннее сожаление. Она обессиленно опустилась на подушки, закрыла глаза, чтобы не видеть любопытных взглядов соседок и их, таких блеклых на фоне Алекси, мужей.
Она почти заснула, но была весьма грубо вырвана из дремы, когда санитар начал со стуком откреплять ее кровать от стены.
— Вас переводят в другую палату, — пояснил он свои действия.
— Куда?
Нет, господи, только не это, только не новая палата с тремя новыми любопытными женщинами. Или еще страшнее: ее переводят в восьмиместную палату.
Но ее кровать аккуратно вывезли из общественной секции и по мягким коврам повезли в частное крыло. Кейт сгорала от смущения, чувствуя, что ей здесь не место, но персонал это совершенно не интересовало, ведь Алекси Коловски оплатил ее пребывание в больнице на ближайшую неделю.
Каким блаженством стало для Кейт перемещение в отдельную палату, похожую на номер в пятизвездочном отеле. Джорджина теперь находилась под постоянным присмотром медсестер, ее приносили Кейт несколько раз в день для кормления.
Поздно ночью, покормив дочь и попрощавшись с забравшей ее медсестрой, Кейт с улыбкой подумала, что это вторая лучшая вещь, которая когда-либо происходила с ней в жизни.
Первой был поцелуй Алекси.
Глава 1
Нога не так уж сильно и болела. По крайней мере, не так сильно, как предполагали врачи, после той ужасной аварии, которая чуть не стоила Алекси Коловски жизни. Ему сказали, что потребуется около шести месяцев интенсивной терапии и, возможно, он сможет ходить.