— И спасли двух невинных людей.
— Тем более, что эти люди принесут нам ощутимую пользу...
— Помнишь, что ты сказал? Бог нас благословил. Он рад, что мы с тобой вернулись в эту страну и помогли вернуться другим людям. Он и в дальнейшем будет нам помогать.
— Дай Бог, как говорится, дай бог... Но боже мой, неужели все дни у нас будут такие же, как вчера и сегодня?!!
Леонсия засмеялась и обняла мужа.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава VII
Барбара с наслаждением месила тесто.
Было еще темно, не меньше двух часов до рассвета. В позднюю осень, когда ночь длинна, а день короток, хлеб пекут еще до восхода солнца. И Барбара просыпалась едва после полуночи, чтобы не спеша приготовить чистую «хлебную» бадью, специально, по ее просьбе, сколоченную из оструганных узких планок, гладких, плотно стянутых обручами.
В сооружении бадьи принимали участие плотник Берт и оба кузнеца, старый и новый. Пока не настала пора чинить пахотный инвентарь, а оружие и доспехи еще новы и целы, у мастеров и четверых подручных кузницы как раз было время помочь старательной поварихе обновить и благоустроить хлебопекарню. Благо, у доброй женщины оказалось вдруг много свободного времени.
Привыкшая одна кормить всех, имея всего лишь девочку в помощь, Барбара не готова была к появлению в кухне целых шести мужчин. Графский кухарь Герт Ладри вежливо, но решительно отстранил ее от огромной плиты и пылающих вертелов, а его «поварята» — также и от разделочного стола. Может, она бы протестовала, но свежевать туши, рубить кости и чистить овощи ей, в общем, и самой не очень хотелось.
Зато никто не мешал ей проводить целые дни в пекарне.
Это был совсем небольшой, темный, дощатый сарайчик с каменной печью, зажатый между пустым старым хлевом и кузницей. При старом графе, печь растапливали один раз в неделю, Барбара сама чистила стол, ставила опару и пекла простые лепешки, которые потом надо было разогревать перед тем, как подать лорду и его сыну. А прежней графини Барбара так и не знала. Та умерла до ее появления в замковой кухне.
Нынче другое дело! Хэн Уэст, молчаливый хозяин кузницы, и его новый друг Эгон Тавис в первый же день их совместной работы пришли посмотреть на старенькую пекарню. С неодобрением покачав головами, оба достойных мастера призвали своих помощников и взялись за дело. Новенькую заслонку для хлебной печи ей вручили на следующий день. За ней последовали гладкие противни, широкий лист тонкого железа, чтобы уложить перед очагом, и совсем новая кочерга.
Плотник Берт, чудом вернувшийся из каменоломни в ночь приезда господ, голодный и перепуганный, был по приказу графа щедро накормлен на кухне не успевшей еше заснуть поварихой.
Неудивительно, что он проникся к мистрис Барбаре самой искренней благодарностью.
Его стараниями пекарня обогатилась новым чистым столом, удобной хлебной лопатой, табуретами и широкой скамьей. Он же заделал и дыры в крыше.
Не прошло и недели, как бывший чулан с печью совершенно преобразился. В распоряжении восхищенной Барбары теперь был настоящий пекарский домик, где рядом с рабочей кухней имелось и маленькое личное помещение. И она решила переселиться.
Посоветовавшись со своей Олуэн, которая теперь стала горничной у молодой госпожи, она несмело попросила мастера Ладри доверить ей изготовление хлеба, а также прочих изделий из муки и освободить от работ по кухне. Тот с энтузиазмом одобрил такое решение и пообещал, что со стороны графа никаких возражений не последует. Ему самому было удобнее распоряжаться единолично и только теми, к кому он привык.
Положение Барбары в замке Арден изменилось волшебным образом.
Во-первых, она стала сама себе госпожа. Мастер Ладри давал общий заказ, а как и что печь — решать предоставил ей. И даже ни разу не критиковал выпечку. Ему и так дела хватало.
Во-вторых, совершенно естественно ее дом оказался совсем рядом с избой кузнецов, а там жил славный валлиец мастер Тавис. Он всегда вежливо кланялся ей, с готовностью помогал в обустройстве и вообще рядом с ним некрасивая женщина чувствовала себя... почти красивой.
А в-третьих, пекарня вдруг превратилась в нечто вроде женского клуба. Эта милая иностранка, донна Эвлалия, с первого дня помогала им с Олуэн. Славная валлийка, став дамой-придворной, каждый день прибегала к своей старшей подруге. А вслед за ней сама молодая леди стала навещать скромный домик у восточной стены, где даже пыль была белой и чистой. К своей бывшей барышне приходила госпожа Атенаис Дерек, супруга конюшего, и все эти дамочки, пока хлеб в печи, устраивали себе посиделки.
Барбара только качала головой. Подумать только, леди в пекарне! Да еще перед рассветом! Интересно им, видите ли, как хлеб получается. Не разгневалась бы графиня... Да и множество людей может помешать тесту взойти как следует. И главная пекарка строго хмурила брови, не позволяя младшим громко болтать.
Ее слушались. По ее грозному взгляду голоса опускались до шепота.
Здесь она правит бал! И начала расправляться ее спина, согнутая за много лет жизни в прислугах. Постепенно «мистрис Барбара» стала настоящей «мистрис». И даже ее лицо, простое, очень крестьянское, начала посещать не угодливая, а горделивая улыбка хозяйки дома.
И тяжелый, в общем-то, труд кажется много легче, когда за него так уважают...
— Доброе утро, — послышался от порога голос донны Эвлалии. — Вы уже на ногах, мистрис Барбара, даже в трудах!
— Доброго утра и вам, сударыня, — отозвалась учтиво та. — И сами-то рано встаете, правда? Небось и тепленького со сна не пили... В котле уже закипело, плесните себе в кружечку, уж будьте любезны! Руки-то у меня в муке, не обессудьте.
— Не беспокойтесь, мистрис Барбара, я сама налью. Спасибо, как раз хотелось напиться. Помощь свою пока не предлагаю, месить вы сами любите. А огонь тоже развели? Без помощи?
— Какое там! Я и проснуться не успела, как Сэм дрова притащил и огонь высек. Славный паренек. Говорит, мастер Тавис еше с вечера велел не забыть, печь разжечь и воды натаскать полный котел. Удобно же: как раз стража сменяется, значит, время.
Барбара разговаривала, а руки ее ритмично сжимали и разминали будущий хлеб. Действительно, месить она предпочитала всегда сама. Пусть это самая трудоемкая процедура, но зато и самая важная. Опара сделана с вечера, все вовремя, последний кусок будет готов через пару минут. Потом можно отдохнуть, пока тесто подходит... А Эвлалия уже знает, как подготовить печь, она сама вычистит под, подаст противни...
Если отдохнуть, потом можно еще что-нибудь испечь. Побаловать господ пирожками или медовыми коржиками, которых леди Хайди большая любительница. Олуэн говорит, барышня эти коржики в вазе на столе держит, за вышиванием или за разговором один за другим в зубки тянет, дай ей бог здоровья и жениха благородного...
— Сегодня, может быть, упадет снег, — Лалли, передернув плечами, выглянула в еще темный двор. Для нее снег был диковинкой, о которой она только слышала. И немного побаивалась. У горячей печи не могло быть прохладно, но зима уже подступала.
— Хорошо, если так, — протянула Барбара, разгибаясь. — А то мы уж все извелись в ожидании. А Рождество через две недели!
— Рождество? — Лалли остановилась на пути к печи. — Через две... А откуда ты знаешь, Барбара?
Для нее, смутно помнившей христианские праздники, Рождество было почти сказкой. У нее когда-то были отец и мать, они вместе пели что-то божественное, о Пресвятой Деве и рождении ее младенца под звездой, возвестившей приход Спасителя... И родители, и их песня остались в далеком прошлом. Она не помнила даже своего имени. Ее звали «Лалли» в серале, а потом, упрямо объявив себя христианкой, девушка выбрала похожее имя и настояла на повторном крещении. А «донной» стала из-за того, что немножко помнила итальянские слова — то ли впрямь была из Италии, то ли провела там несколько детских лет прежде, чем ее продали в султанский гарем.