Словно в подтверждение этой его мысли в динамике "Кенвуда" раздалась короткая серия щелчков. Точно такие же звуки донеслись из портативной рации Подомацкого.
— Командир, мы сейчас шагах в тридцати от вас, по носу, слева от "бэхи", ныкаемся за оградой, — отчетливо прозвучало в ушном динамике, который Бушмин, отключив основной динамик, быстро вставил себе в ухо (поскольку рация находилась очень близко, говорящего было хорошо слышно даже сквозь густую пелену помех). — Выбирайтесь из тачки, мы прикроем! Ну что?! Прикажете мочить?!
— Отставить! — поднеся к губам "Кенвуд", скомандовал Бушмин. — Мы остаемся в машине. Не высовывайтесь пока! Ну а в целом… Действуйте, короче, по ситуации.
Прошли еще две или три томительные минуты.
Султыбеков, совещавшийся о чем то с одним из своих людей, поднес к губам портативную рацию. Бушмин, внимательно наблюдавший за ним через стекло "уазика", предположил, что тот, скорее всего, лишь имитирует переговоры с некими вышестоящими инстанциями, поскольку эфир на УКВ все еще был плотно забит помехами. Спустя короткое время старший вайнах сунул переговорник в карман бушлата и вновь подошел к "УАЗу".
Дождавшись, когда боковое стекло скользнет вниз, чечен сказал:
— Извините, уважаемые, ошибочка вышла… Вы ведь входите в делегацию "Ространснефти", не так ли?
— Ну а я, брат, о чем тебе говорил, — подал реплику Леший.
— Ваша колонна уже прибыла на место, — сказал Султыбеков. — Мне приказано сопроводить вас до правительственного квартала. Вам придется переместиться в нашу БМП. — Повернувшись, он указал рукой на застывшую поблизости "бэху". — Это будет более безопасно для ваших жизней, чем перемещаться по району, где сейчас рыскает бандгруппа, на обычном "уазике"…
"Ваша хитрость шита белыми нитками, — подумал про себя Бушмин. — Если все сделать по вашему, то меня и Лешего вы наверняка шлепнете здесь же, возле машин. Может быть, приговорите и Алексеича — на хрена он вам сдался? А вот операциониста, вы и вправду вывезете отсюда, вместе с "софтом", находящимся в кейсе, и знанием всех процедурных тонкостей доступа к счетам, на которых размещена некая кругленькая сумма. То есть вас наверняка интересует не только кейс, но и те знания, что содержатся в голове у парня…"
Султыбеков, уже заметно начинающий нервничать, непроизвольно положил свою правую руку поверх приспущенного бокового стекла. На короткое время из под манжеты бушлата показались его наручные часы. Андрей, всегда внимательный к деталям, успел их "щелкнуть" — это были часы марки "Ролекс", и явно не серийные, а "эксклюзив". Ну и откуда, спрашивается, у чеченского мента, за которого здесь выдает себя этот тип, часики стоимостью от десяти тысяч евро и выше?..
Несколько секунд они буравили друг друга взглядами. Глаза в глаза, сквозь прорези спецназовских масок. У Буш мина вдруг возникло такое ощущение, что он прежде где то уже пересекался с этим вайнахом, назвавшимся Султыбековым. Не только с ним, но и с этим фактурного вида верзилой, что постоянно держит его на прицеле своего "ручника"… Но где же он мог их прежде видеть?
— Так ведь недолго и до беды, — чуть пригнув голову и глядя через дверной проем на старшего из спецназовцев, сказал чечен. — Вставь ка обратно чеку! А потом мы вас "продернем" прямо до места!
— Уберите ваши машины с проезда! А там будет видно…
— Нет, так не будет! Я должен выполнить то, что мне приказано!
— У вас свой приказ, а у нас — свой!
Сказав это, Бушмин еще раз продемонстрировал приставучему вайнаху шестисотграммовое "яичко", которое сейчас единственное, кажется, не позволяло окружившим их чеченам силой добиться своего.
Султыбеков, выругавшись на своем гортанном языке, круто развернулся и сместился в сторону — теперь, в "случ чего", он мог укрыться за стоящей неподалеку "Нивой". У Буш мина заныло под ложечкой: кажется, чечены все ж решились на штурм.
"Но чего они этим добьются? — промелькнуло у него в голове уже в следующее мгновение. — Допустим, порешит меня из своей "ляльки" верзила. А он, определенно, для того там и был поставлен… Тут же через лобовое стекло приговорят Лешего… И что дальше? А дальше произойдет примерно следующее: из моей ладони выскользнет "лимонка", через три или четыре секунды грохнет. После чего содержимое кейса смешается с мозгами операциониста, из за которого, кажется, и разгорелся весь этот сыр бор…"
Это противостояние, как показалось Бушмину, продолжалось вечность (а на деле минуты три или четыре).