Но если Серебрянский лежал на койке, свернувшись калачиком, в позе "зародыша", то это еще не означало, что он спал или хотя бы дремал. Нет. Аркадий Львович непрерывно что то бубнил: то довольно громко, то едва различимо. То он, вероятнее всего, цитировал какие то избранные места из научных монографий, как своих, так и зарубежных коллег (иногда даже из его уст лилась чистейшая английская речь), или же какие то запомнившиеся ему выдержки из газет и журналов, то, что происходило с ним все чаще и чаще, нес откровенную околесицу. Но не умолкал он, кажется, ни на секунду, ни днем, ни ночью, ни в присутствии "товарищей чекистов", ни тогда, когда его оставляли в покое, заперев прочную дверь его подземной комнатушки.
Кормить Аркадия Львовича приходилось насильно: ежедневно, не без труда, в него вливали две или три чашки питательного куриного бульона.
Короче говоря, хлопот с ним сейчас было не меньше, чем с малым несмышленым дитем.
Незаметно опустился вечер. Игорь возился на кухне — на него были возложены, среди всего прочего, обязанности повара. Фадеев, просмотрев в гостиной новости по ящику, вырубил его пультом, затем, взяв со стола кипу старых газет и журналов, стал лениво их пролистывать.
— Пойду проведаю нашего арестанта, — донесся до него через открытую дверь гостиной голос Игоря.
— Валяй, — зевнув, сказал Фадеев. — Не забудь сменить ему "памперсы"!
— Мать твою! — выругался Игорь, отперев дверь "темницы". — Ты чего, мужик, охренел совсем?!
Серебрянский, казалось, никак не отреагировал ни на его появление, ни на возмущенную реплику: он как сидел на полу, так там и остался, даже не повернув голову на звук. Глаза его, странно остекленевшие, глядели куда то в одну точку. В камере стоял, мягко говоря, неприятный запашок: Аркадий Львович, как выяснилось, вольно оправился в углу помещения, в котором он сейчас и сидел, напрочь проигнорировав наличие "параши".
Мало того, он на глазах у младшего вертухая сунул пальцы в "отходы" и принялся, на манер художника абстракциониста, мазюкать этим самым дерьмовым составом стену.
— Т твою мать! — вновь ругнулся младший напарник Фадеева. — И вправду у мужика крыша съехала. А я то, дурак, губу уже раскатал…
Он вытащил из кармана носовой платок, зажал им нос, затем, прислушавшись к внешним звукам, свистящим шепотом произнес:
— Господин Серебрянский, у меня к вам имеется деловое предложение!
Рука Аркадия Львовича на мгновение словно провисла в воздухе, но лишь на короткий миг.
— Вы правду говорили несколько дней назад, что способны отстегнуть за свободу три "лимона" наличными?.. Ну, то есть не вы лично, это понятно, но ваши знакомые и друзья… Если будет грамотно выставлено такое вот требование?
Спина Серебрянского заметно напряглась, а взгляд, кажется, стал чуточку осмысленней, нежели минуту назад.
— Быстрее соображайте! — прошипел Игорь. — Наверху, сами знаете, мой старший бдит! Ну?! Шансы реальны! Я вас могу отсюда вытащить! Но не за так, естественно.
Он ждал, наверное, с полминуты, наблюдая за реакцией заложника. Затем, махнув в сердцах рукой, — мужик, похоже, не "косит", а вправду пошатнулся мозгом — хотел уже было выйти из вонючей камеры, как вдруг услышал тихий голос:
— Стойте!..
— Ну? — застыв на пороге, посмотрел на него Игорь. — Говорите, если есть что сказать… Но только тихо, шепотом!
— Ваши условия, молодой человек? — натужно сглотнув, тихим ломким голосом произнес Серебрянский. — Впрочем, я готов заплатить любую цену…
— Другое дело! — одобрительно прошептал Игорь. — Я смотаюсь наверх, принесу пару ведер воды и тряпки, чтобы вытереться и переодеться… Договорим, когда вернусь… Да, я уверен, что мы договоримся…
Жизнь наконец повернулась к Рейнджу своей не самой худшей стороной.
Во первых, "деверь" лично похвалил их с Измайловой и за трупы, — хотя, что в них хорошего, в этих полуобглоданных кислотой двух "жмурах"? — и за сторожа, который на поверку оказался родным дядей сотрудника спецотдела ФСБ подполковника Антона Фадеева, ветераном органов, и в особенности за обнаруженную ими под слоем свежей краски — "ай да Рейндж, ай да сукин сын!" — некую надпись, смысл которой, в принципе, был Мокрушину ясен, но происхождение и практическое назначение этой настенной "живописи" пока так и осталось для него тайной.
Во вторых, строчить длинные рапорта не потребовалось, начальство в лице "деверя" ограничилось коротким и емким устным рапортом.
В третьих, и это самое главное — по крайней мере, для Рейнджа — ему удалось, благодаря наличию блата среди местной администрации, все той же благосклонно настроенной к нему блондинки, застолбить "ВИП сауну", куда они и отправились с "невестой" вечерочком: в конце концов, кто воевал — имеет право?..
Измайлова первой выпорхнула из халатика, оставшись в одних лишь крохотных бикини. Рейндж тоже встал под душ, а затем вслед за напарницей переместился в семиметровый бассейн с подсветкой, на бортике которого он поставил, предварительно вытащив из пакета, бутылку шампанского и два фужера.
Анна, смеясь, швыряла в него горстями воду, пару тройку раз ускользала от него, как юркая змейка, но все ж угодила таки в его объятия.
— О о, шеф, какой у вас крупный… "калибр". — Оторвавшись на секунду от его губ, Анна произнесла приятный сердцу любого мужчины комплимент. — Вы такой сильный… настоящий "мачо"!..
— Все свое ношу с собой, — без ложной скромности заметил Мокрушин. — А у тебя, детка, па атрясающая фигурка!..
В этот момент до их слуха донеслись звуки музыкальной заставки из фильма "Бумер".
Анна, колыхнув крепкими грудками, резво выбралась из бассейна, направившись к приставному столику, где лежали их сотовые.
— Вот что, дорогая! — обеспокоенно сказал Рейндж. — Брось ка ты на фиг эту "мобилу" да прыгай в бассейн!
Измайлова, тряхнув своими короткими темными волосами, — в сауне она, естественно, сняла свой рыжий парик — сначала вытерла ладошку о банное полотенце, затем, сверившись с экранчиком, ответила на вызов.
— Ну что там наш "шизик"? — оторвавшись на миг от разглядывания журнальных красоток, поинтересовался Фадеев.
— Обоср…ся, — угрюмо сказал Игорь.
— Натурально?
— Ну да… А как же еще? Блин… Я, между прочим, в няньки к нему не нанимался! О от же дерьмо!
— Отставить, — зевнув в кулак, сказал Фадеев. — Не надо, дружище, так уж буквально воспринимать мысль Феликса Эдмундыча про необходимость иметь "чистые руки". Приберись ка в камере и "шизика" отмой! А то гости нагрянут, а мы тут с тобой по уши в дерьме!
— Что, кто то должен подъехать? — как бы невзначай поинтересовался Игорь.
— Давай, давай, займись ка делом! — беря с журнального столика очередной "глянец", буркнул Фадеев. — Много будешь знать, рано состаришься.
Через несколько минут дверь камеры вновь отворилась.
Игорь внес в помещение ведро с теплой водой и тазик: мыло и полотенце у узника имелись в наличии.
— Умойтесь хорошенько! — понизив голос, сказал он. — От вас разит на версту! Кстати, давайте в темпе обсудим детали. Можно говорить, Аркадий Львович, но только тихо, чтобы мой напарник измену не засек.
— Ваш старший… он тяжелый, опасный человек! — прерывистым шепотом, отмывая в тазике, наполненном теплой водой, свои испачканные руки, произнес Серебрянский. — Вы… вы понимаете, да?
— Да знаю, знаю я! — Игорь нетерпеливым жестом приказал ему поторопиться. — Надо быстрее отсюда свинчивать… А то кто то из начальства сюда может пожаловать! Если попытаетесь "кинуть" по бабкам… или выкинуть какое коленце… ур р роем!!
— Я все сделаю, все… Как сами скажете! — заверил его Серебрянский, суетливо вытирая руки полотенцем. — Вы только вытащите меня отсюда… Я расплачусь с вами по царски!