Каждая страница проникнута безграничной любовью к своему народу, волнующей заботой о повышении роли искусства в коммунистическом воспитании подрастающего поколения. Автор решительно выступает против абстракционистов, называя их представителями «искусства убогих», «искусства мертвых, которые пытаются схватить живых».
В книге более ста иллюстраций. Репродукции со ста скульптурных портретов в бронзе, мраморе, гипсе, со многих скульптурных композиций из бетона и камня и величественных монументов... Это далеко не полный перечень работ Е. В. Вучетича.
На последней странице фотография скульптурного портрета Генри Уинстона, Председателя Компартии США, потерявшего зрение в застенках американской тюрьмы. Смотрю на этот портрет, и мне кажется, что он вот-вот повернет голову, приоткроет глаза. Лицо его вдохновенно, как у античного поэта Гомера.
Хорошо помню, как создавался этот портрет. Генри Уинстон лечился в санатории Барвиха. Там же поправлял свое здоровье Евгений Викторович. Встретившись, они сразу же договорились: один будет позировать, другой — лепить. В тот же день из мастерской была доставлена глина.
Усадив Уинстона к окну, скульптор принялся за дело. Он смотрел ему в лицо. Прошел час, второй, и из глины стали вырисовываться губы, щеки, лоб, глаза человека... Как это получилось, трудно объяснить. Трудно потому, что скульптор почти не отрывал своего взгляда от лица Уинстона. И мне подумалось тогда, что у скульптора есть второе зрение. Оно в пальцах. Иначе такое чародейство нельзя объяснить.
Евгений Викторович много работал над скульптурными портретами Владимира Ильича Ленина. Целая Лениниана в скульптуре — 60 портретов. Вот Ленин погружен в глубокие раздумья. Вот Владимир Ильич смотрит в глубину неба, и тебе хочется тоже поднять голову и посмотреть вместе с ним туда, куда сейчас устремились наши космические корабли. Великий мыслитель будто видел и верил, что его Родина, ученые и инженеры страны социализма первыми откроют путь к звездам. Думы Ленина, мечты Ленина, его образ и характер мышления раскрывал скульптор в этих работах.
Помню, я принес в журнал «Молодая гвардия» фотографию скульптурного портрета Владимира Ильича, смотрящего в небо.
— Покажи это своим друзьям по журналу, — сказал Евгений Викторович, вручая мне фотографию.
Это было весной шестьдесят второго года. Я заведовал отделом прозы журнала. В журнале начал печататься Василий Шукшин, тогда еще студент ВГИКа. Он увидел этот портрет на моем столе и, забыв о своей рукописи, начал допытываться:
— Кто подарил тебе такую фотографию?
— Автор. Евгений Викторович Вучетич.
— Я так и подумал. Здорово схвачено. Только Вучетичу суждено так смело подходить к Ленину. Где можно посмотреть эту скульптуру?
— В его мастерской.
— А ты бываешь у него?
— Дружим со дня строительства Берлинского памятника.
— Завидую. Как к нему попасть?
— Сейчас позвоню, спрошу. Тебя он тоже знает.
— Не верю... А если правда, то веди меня к нему немедленно.
Я набрал номер телефона мастерской Вучетича. Тот быстро отозвался.
— Евгений Викторович, наш автор, рассказчик Василий Шукшин, просит привести его в мастерскую скульптора Вучетича.
— Где он?
— Вот, возле меня.
— Хорошо. Он молодец, талантливый человек. Жду к обеду...
В полдень мы были в мастерской.
Евгений Викторович встретил Василия Шукшина так, будто они знали друг друга очень давно. Быстро нашли общий язык. Шукшин больше всего интересовался работой над образом Ленина, затем его внимание привлекла гипсовая композиция «Степан Разин».
— Вот это Разин!.. Настоящий Разин! Могучий, мудрый, волевой. И ромашка в руке. Здорово... Хорошо бы в кино сыграть!
Сели за стол. Выпили по чарке, закусили. В ходе разговора Василий Шукшин признался, что хочет испытать свои способности в лепке.
Вучетич посмотрел на него сквозь очки и сказал:
— Надо сначала полюбить глину...
На столе, в тарелке, лежали ломти черного хлеба свежей выпечки. Евгений Викторович взял один ломоть и, продолжая разговор, спрятал руки под стол, изредка поплевывая на пальцы то одной, то другой руки. Тем временем Шукшин рассказывал что-то интересное, заразительно хохотал. Вучетич, не спуская с него глаз, попросил у меня коробок спичек. Так прошло минут десять — пятнадцать. И вдруг, именно вдруг, на столе появился миниатюрный скульптурный портрет Василия Шукшина, вылепленный из хлебного мякиша. Удивительно верно схвачены черты смеющегося скуластого лица, характерный лоб с глубокими изломами морщин, взъерошенные волосы — все точно, почти фотографично, с небольшим налетом иронического гротеска. Шукшин, узнав себя в этом портрете, вскочил: