Вдали шпилями устремлялся к небу замок на вершине крутого холма. У подножия его копошилась деревня из кучки тесно сгрудившихся домов. Многие селяне останавливались поглазеть на то, как через главные ворота внутрь ограды вкатывается карета и начинает медленно карабкаться вверх. Джейн, в свою очередь, с восхищением рассматривала возвышавшуюся впереди замковую крепость, облицованную блестящим белым камнем и украшенную узкими прорезными окнами (крепость построили в XI веке, как известно всякому знакомому с историей архитектуры, а уж Джейн-то была с ней знакома). Ничего не скажешь – хорошо защищенная цитадель, подумала девушка. Даже зловещая. Похоже, хозяева ожидают нападения в любую минуту.
Карете пришлось миновать еще трое ворот и преодолеть ров, прежде чем она оказалась посреди центрального внутреннего двора – там кучер остановил лошадей, как раз напротив изысканно украшенных жилых помещений. Они представляли собой новое, более современное дополнение к зáмку и, конечно, были снабжены множеством широких окон и остроконечной крышей. Все вокруг производило несколько музейное впечатление, как бы говоря: «Смотрите сколько угодно, но ни к чему не прикасайтесь». Идеально ухожено, но жизни как таковой не наблюдается…
Джейн оглядела несколько дюжин окон, надеясь заметить за ними признаки движения, но нет – все было тихо, только лошади слонялись без дела на широкой лужайке с противоположной стороны замка.
Вот они, значит, какие, эти «призовые лошади», которыми так кичится лорд Дадли.
Она легко выпрыгнула из кареты и подошла к закрытым воротцам перед лужайкой, чтобы получше рассмотреть лошадей.
Все они были породистыми, с гладкими лоснящимися боками и тонкими как веретено ногами. Но лучшим был красавец жеребец, гарцевавший в дальнем конце лужайки. Его мышцы перекатывались и играли, когда он с шумом проносился по траве, голова высоко поднята. На ходу он тряс ею так, что роскошная грива развевалась на ветру, а солнце глубоко бликовало на шкуре каурой масти. Он был просто великолепен. И хотя опыт Джейн в этом деле сводился в основном к общению с благонравными смирными меринами, каковым и пристало возить леди, она подумала, что никогда не видала коня, которым хозяин и вправду мог хвалиться.
А как здорово было бы, представилось ей вдруг, жить в теле лошади. Уметь вот так лихо взлетать, отталкиваясь от земли мощными ногами. И никто к тебе не придирается, не щиплет тебя, никто не комментирует твою жалкую щуплую фигуру…
Чего бы не отдала она за то, чтобы превратиться в лошадь и ускакать не только от этой дурацкой помолвки, но и от всего, что в ее жизни так неправильно сложилось.
– Сударыня, – раздался у нее за спиной мужской голос. – Могу я вам чем-то помочь?
Джейн обернулась и сразу задрала вверх голову, успев, однако, заметить, что джентльмен, окликнувший ее, был хорошо одет. Затем она опустила взгляд.
Ну, так и есть.
Тот самый нос.
В самом что ни на есть чистом виде: огромный изогнутый орлиный клюв, который наверняка входит в комнату как минимум за несколько секунд до своего хозяина. (Возможно, у читателя создастся о нем некоторое представление, если он вспомнит о так называемых птичьих масках чумных докторов, которые появятся через несколько десятилетий после описываемых событий. Говорили, что образцом для изготовления этих масок с клювами послужили именно «дадлианские» носы – впрочем, произносили это всегда, лишь убедившись, что поблизости нет представителя рода Дадли.)
Святые угодники! А что, если это и есть Гиффорд?
– Я приехала повидать лорда Гиффорда Дадли, – сказала Джейн нерешительно, ловя себя на мысли, что обращается непосредственно к носу. Но тут нет ее вины – ведь он завис как раз над нею. От него трудно было уклониться. Она сделала резкий шаг назад в надежде встретиться с собеседником глазами.
– Ах, вот оно что, – с пониманием улыбнулся юноша. – Вам нужен мой брат.
Ага. Значит, этот нос, в смысле, этот человек – не Гиффорд, а Стэн Дадли, старший брат, который иногда появляется с отцом при дворе. (Впрочем, Джейн при дворе не очень-то смотрела по сторонам – ее слишком занимали книги.) Но что, если у Гиффорда нос еще хуже?