Тут она замечает, что я за все это время не проронил ни слова. Слезы катятся по ее лицу.
— Скажи хоть что-нибудь! — кричит она. — Ты ведь ненавидишь меня, да? Да?
Я смотрю на нее так, как Николас Кейдж смотрит на Лору Дерн в «Диких сердцем»[29] — значительно и откровенно. В моем взгляде читается: «Милая, ты — моя, я — твой, навсегда!»
Она говорит, что ужасно благодарна мне за приглашение на ужин. Говорит, что не думала, что я снова захочу ее увидеть. Я говорю что-нибудь вроде:
— А почему нет?
Она опускает глаза, смотрит на свои колени, потом на юбку, как будто только сейчас замечая, как она себя запустила. Мне не хочется этого признавать, но она действительно изменилась не в лучшую сторону. Она это понимает. И я это понимаю. И она понимает, что я понимаю. Похоже, она надела свой самый праздничный наряд, но теперь осознает, что ее выбор не совсем удачен. Я уверяю ее, что она прекрасно выглядит. Одновременно я беру бумажную салфетку из коробки на кофейном столике и нежно промокаю ей слезы. Когда я случайно дотрагиваюсь рукой до ее щеки, она улыбается.
Мы проходим в гостиную. Я приглашаю ее сесть рядом со мной на диван. У меня возникает ощущение, будто она хочет подвинуться ближе, что она через минуту и делает. Как раз в то мгновение, когда она уже настолько близко, что я чувствую на своей коже ее дыхание, тепло ее тела, запах ее духов — «Шанель № 5», — я встаю и объявляю, что мне надо взглянуть, как поживает еда у меня в духовке.
Так, дальше неинтересно, это мы пропустим и сразу перейдем к сцене за столом. На тарелках — лазанья с лесными грибами и желтым сладким перцем и овощи. Не эти ваши вечные морковь и горошек, а экзотические овощи, такие, какие в универмагах типа «Сейнсбери»[30] продают в маленьких коробочках, затянутых сверху прозрачной пленкой. Она говорит, что не надо было так из-за нее разоряться, она уже давно не вегетарианка, а я отвечаю, что это не из-за нее, а из-за меня — я уже года три не ем мяса.
Я наливаю ей красного вина и рассказываю, что именно эти сорта винограда идеально дополняют овощную лазанью. У меня возникает соблазн символично лить вино в ее бокал, пока он не переполнится, но я сдерживаюсь. Она машинально говорит «хватит», когда бокал уже полон до краев. Я наливаю себе, наши взгляды встречаются, она поднимает бокал и уже готова сделать глоток, как вдруг спохватывается:
— Что же это я! — Высоко подняв бокал, она радостно восклицает: — За нас! За всепобеждающую любовь!
Мы чокаемся.
Вот мы опять в гостиной, снова на диване. Комнату освещают две настольные лампы, создавая «раскрепощенную» атмосферу. Музыки нет, хотя мне и приходит в голову поставить что-нибудь спокойное — Тори Амос, например, или Кейт Буш. Я закуриваю сигарету — не потому, что мне хочется курить, а потому, что хочу показать ей, что я теперь курю. Прошло время. Многое изменилось. Я — тот самый человек, которого она полюбила когда-то, но все же я стал другим.
Она рассказывает, как тяжко ей жилось без меня. Как она оставила всякую надежду устроиться по специальности — социальным работником — и пошла работать младшим клерком в какую-то бухгалтерскую фирму. Вспоминая, что ее жизнь утратила всякий смысл после того, как она бросила меня, она говорит сквозь слезы, что с тех пор ее носит по жизни, как щепку. Она даже признается мне, что ей ни с кем так и не удалось завязать продолжительных отношений. НИ С КЕМ… Ну, был один, но она с ним не спала… Ну, ладно… совсем даже не один — Пол, Грэм и Гордон, но никто из них не понимал ее так, как понимал когда-то я. Особенно этот рыжий Гордон, да и Пол, который дважды сводил ее на Криса Ри, хотя ей вовсе этого не хотелось. Я умалчиваю о том, что за это время я разбил немало сердец, но она это понимает — Агги читает это в моих глазах. И еще она понимает, что я с легкостью забыл ее в тот же момент, как только она сказала мне, что все кончено. А может, и раньше.
Звонит телефон. Я не обращаю внимание. Агги тянется к трубке, но я жестом останавливаю ее, показывая, что, кто бы ни звонил, сейчас для меня нет никого важнее ее. Включается автоответчик, и изысканно благородный голос, чем-то похожий на голос Одри Хепберн, произносит:
— Привет, Вилл. Это Аби. Я только хотела поболтать с тобой до полуночи, как обычно. А тебя нет дома! И что же делать бедной девушке? Ну, хорошо. А что ты делаешь в следующий четверг? У меня есть билеты в театр, на «Тщетные усилия любви». Скажи, что пойдешь. Это было бы божественно. Можем потом опять поужинать у меня. Позвони мне скорее. Пожалуйста! Пока.