Крепко стиснув воротник его пиджака, что сейчас заменял мне платье, я нервно сглотнула.
— Пустяки, я почти не пострадала, так, испугалась больше.
Нахмурившись, преподаватель достал из кармана носовой платок и прижал ко все еще кровоточащей губе. От неожиданности я вскрикнула.
— Простите, — извинился он, ослабив давление. — И вот это вы называете «почти не пострадала»? А ваши волосы?
С сожалением взглянув на остатки былой роскоши, он бережно провел ладонью по моим волосам. От мысли о них я едва не разревелась, но сумела сдержаться.
— Я сама виновата в произошедшем, — сглотнув, соврала я.
— Что?
По глазам Корнилова я поняла, что он мне не верит.
— Я сама виновата. Я очень виновата перед Анжелой, поэтому давайте обо всем забудем.
— Но…
— Максим Алексеевич! — не выдержала я, вцепившись в ворот его рубашки. — Я взрослый, совершеннолетний человек, и вы обязаны уважать мое решение. Если я говорю, что ничего ужасного не случилось, значит так оно и есть! Поклянитесь мне, что никто кроме вас об этом не узнает!
— Нина…
— Поклянитесь!
Я вновь дернула его за ворот, вперившись умоляющим взглядом в удивленные глаза. Странно, но раньше я даже и не замечала, что они такие необыкновенные. С россыпью маленьких фиолетовых крапинок. Хотя… раньше я никогда так долго не смотрела в них. Господи, о чем это я, тут моя судьба решается, а я о красивых глазах моего преподавателя. Борьба наших взглядов продолжалась. Он словно пытался убедить меня одуматься, а я чувствовала себя вампиром, который пытается применить к человеку принуждение. Как жаль, что я все же не обладала столь полезным навыком. Наконец, Корнилов оторвал взгляд и вздохнул.
— Хорошо, я обещаю.
Никогда в жизни я не испытывала такого облегчения. Моя душа ликовала ровно до той минуты, когда Максим Алексеевич произнес:
— Раз так, я отвезу вас домой. Скажите адрес.
Тут и сказочке конец… Я так мечтала убедить Корнилова не рассказывать о произошедшем, что даже не подумала о том, что будет дальше. Как я могу явиться домой в таком виде?
— Только не домой! — вырвалось у меня прежде, чем я смогла связно мыслить.
— Тогда куда? — задал преподаватель вполне закономерный вопрос, и я невольно опустила взгляд.
— Я… все нормально, Максим Алексеевич, я … пойду… кое-куда, я… спасибо, я сама доберусь.
К сожалению, мой лимит вранья на сегодня был исчерпан, и Корнилов это понял.
— Вам некуда больше пойти, — констатировал он, а я… я не нашлась, что ответить. Это было очевидно.
Несколько мгновений преподаватель напряженно молчал, а потом вздохнул.
— Садитесь в машину, Нина.
Глава 17. Нина
— Куда вы везете меня, Максим Алексеевич?
Не то, чтобы я сомневалась в порядочности своего преподавателя, но проносящиеся за окном пейзажи заставляют немного понервничать. Мы давно миновали центр города и уже минут десять как петляем по окраине.
— К себе домой, — буднично сообщает Корнилов, а у меня аж в горле пересыхает.
— В смысле к вам домой? — сбивчиво лопочу, совершенно неприлично пялясь во все глаза на сидящего рядом мужчину. Тень улыбки скользит по его лицу, и мне становится немного легче. Нет, Максим Алексеевич не способен на подлость, и с чего я вообще могла подумать о нем что-то плохое?
— Не переживайте, Нина, — словно угадав мои мысли, произносит он. — Я переночую у друга.
— Мне так неудобно…
— Не волнуйтесь, — отмахнулся он. — Я давно его не видел, так что…
Некоторое время мы ехали молча. Несмотря на все произошедшее, на душе было так тепло. Даже не верится, что существуют еще в этом мире такие хорошие люди, готовые прийти на помощь.
— Да уж, сходил за хлебушком…, - вдруг усмехнулся Корнилов.
— Что?
— Да я, представляете, прямо перед уездом решил за хлебом зайти. Там ведь пекарня в соседнем доме. Иду. А тут вы… Как хорошо, что я услышал вас, Нина.
Да, если бы не он, даже не представляю, что бы со мной было… вот поистине счастливое стечение обстоятельств.
— Спасибо вам, Максим Алексеевич. И хлебушку, который так вовремя закончился.
Корнилов издал сдавленный смешок и тут же смутился.
— Простите, это не та ситуация, в которой нужно смеяться.
— Все хорошо. Главное, что все позади.
Преподаватель нахмурился, но ничего не сказал, поскольку в этот момент автомобиль затормозил около старенькой кирпичной хрущевки. На углу дома красовалась табличка: «Солнечная 17».
— Проходите, Нина, не стесняйтесь, — все же я чувствовала робость на пороге чужого дома, и Максим Алексеевич легонько подтолкнул меня в сторону единственной комнаты. — Квартира небольшая, но вы сможете здесь комфортно переночевать.
Войдя внутрь, я осторожно уселась на край кресла, отчего-то еще сильней вцепившись в полы пиджака. Все происходящее было настолько странным и неуместным.
— Минуточку, — Корнилов открыл небольшой шкаф, подпирающий низенький потолок, и извлек из него футболку и шорты. Потянув их мне, он виновато улыбнулся. — Простите, но мне больше нечего предложить, кроме этого. Можете переодеться и привести себя в порядок в ванной.
Я была готова расплакаться от переполнявшей меня благодарности.
— Спасибо! Я так вам благодарна.
Я вошла в ванную и оторопело уставилась на свое отражение в небольшом зеркале. Господи, какой кошмар! Тушь была размазана по заплаканному лицу, глаза красные словно у вампира, припухшая губа до сих пор кровила, а мои волосы… Не в силах сдержаться, я снова разрыдалась. Как такое вообще можно привести в порядок? Мама меня убьет!
Постаравшись успокоиться, я смыла с лица остатки макияжа и скинула с себя ошметки любимого платья. Димка очень расстроится, когда узнает… Снова придется врать, что я случайно прожгла его утюгом. Или пролила сок и не смогла свети пятна, или… как же я ненавижу обманывать! Но по иронии судьбы только этим и занимаюсь… С сожалением бросив платье в мусорную корзину, я надела футболку Корнилова. Она была очень мягкой и приятно пахла лавандовым кондиционером для белья. Шорты, к сожалению, были слишком большими, и я решила остаться в одной футболке. Она явно была велика и Максиму Алексеевичу, поскольку мне доходила чуть ли не до колен. На полке я увидела ножницы и решила хоть немного исправить положение. Дрожащими руками я принялась состригать торчащие во все стороны концы волос. Сейчас они доходили до плеч, но завтра, когда я смогу выбраться в парикмахерскую, очевидно станут еще короче. И снова проклятые слезы… смахнув их, я плеснула в лицо холодной водой, и одернув подол, вышла из ванной, тут же застыв в проходе. Максим Алексеевич разговаривал по телефону, очевидно договариваясь о встрече с другом. В очередной раз мне стало не по себе от того, что приходится создавать ему такие проблемы. Закончив разговор, он обратил внимание на меня. Сначала лицо Корнилова осветила привычная улыбка, но потом отчего-то сошла с его лица. Мужчина внимательно смотрел на меня, не произнося ни слова. Я почувствовала себя так неудобно под этим пристальным взглядом, что машинально принялась одергивать подол футболки.
Вздрогнув, Корнилов неловко взъерошил пятерней свои густые волосы. А потом встал, протиснувшись мимо меня, и исчез в коридоре, откуда вернулся спустя мгновение, держа в руках мою туфлю.
— Я тут немного похимичил и вот, — он протянул мне совершенно целую туфлю. — Надо подождать, пока клей высохнет. Но скажу честно, сапожник из меня так себе, вряд ли она протянет долго.
— Ох, спасибо вам, Максим Алексеевич. Я и так чувствую себя ужасно обязанной вам. Вы спасли меня, дали кров, а теперь вот…
— Да бросьте, — окончательно смутился преподаватель. — Нина, мой друг еще на работе, надеюсь вы не возражаете, если я побуду здесь пару часов с вами.
— Что вы, Максим Алексеевич, какие могут быть возражения?
— Да, насчет этого…, - вдруг протянул он. — Можно попросить вас, чтобы в этих стенах вы называли меня по имени?
Я так и застыла, раскрыв рот. Подобного я точно не ожидала услышать.
— То есть…
— То есть в пределах этой квартиры называйте меня, пожалуйста, просто Максимом. Не подумайте ничего такого, Нина, просто за учебную неделю я ужасно устаю от всей этой официальности. Настолько, что от вечного упоминания моего отчества по тысячу раз в день меня начинает тошнить.