- Что тут не понятного? Научные статьи не могут писаться по приказу с десяти до восемнадцати часов. И уж точно, научные статьи не могут писаться в этой комнате, напоминающей пенал, да ещё в присутствии массы людей. Например, мне идеи приходят исключительно лежа в кровати, когда, пардон, я совершенно голая. Может быть, вы прикажите поставить здесь кровать...
- И раздеваться на работе? - напомнил кто-то из немногочисленных мужчин.
Глаза у Марка Наумовича нервно забегали. Он потрогал себя за нос и бусинки, блеснув ироническим огнём, успокоились.
- Позвольте, уважаемая Вера Сергеевна, спросить, - сказал он, - когда в последний раз вас посетила, как вы выразились, идея?
- Хм, вы будто не знаете, что идеи вынашиваются годами, - ответила Вера Сергеевна Синхронова.
- Прекрасно! Осталось выяснить сущий пустяк: почему в таком случае зарплату вы предпочитаете получать ежемесячно? А?
- И всё равно, у нас не автомобильный завод имени Лихачёва и не конвейер. Требовать от нас, учёных, ежедневной явки глупо и вредно для дела. В нашем институте отродясь такого не было.
Присутствовавшие одобрительно загудели.
- А вот тут вы крупно ошибаетесь, - торжественно произнёс Марк Наумович. - Среди нас есть люди, которые ходят на работу каждый день!
- И вы можете назвать этого умника? - с ухмылкой недоверия спросила Вера Сергеевна Синхронова.
- Так точно. И не только назову, но и покажу. Вот он!
Марк Наумович Блидман поднялся со стула и пальцем показал на угол, в котором уютно пристроился Лялин.
Туда же повернули головы все присутствующие. Лялин непроизвольно вытянулся.
- Вот он! - выкрикнул Марк Наумович, будто показывая выигравший лотерейный билет. - Это наш новый сотрудник - Егор Лялин. Он приходит на работу каждый день и никогда не опаздывает. Благодаря этому за отчётный месяц он сделал больше, чем все вы, вместе взятые. Если он смог, то сможете и вы.
Минутная пауза сменилась всеобщим шумом и выкриками:
- Откуда он взялся на нашу голову?
- Наверняка - засланный начальством казачок? Надо его ковырнуть!
- Тихо, господа учёные! - невозмутимо произнёс Марк Наумович. - Никого не нужно ковырять. Егор Лялин пришёл к нам добровольно, в смысле по собственному желанию. За него никто не хлопотал, не то, что за некоторых. Да, Вера Сергеевна?
- М-м-м.
- Можете не отвечать. Господа-товарищи, этому молодому человеку удалось доказать благотворное влияние дисциплины на творческий труд. Каждый день, как штык, он является на службу ровно в девять, никогда не опаздывает, сидит на месте до конца рабочего дня, по магазинам не шастает, и вот результат - в одиночку он обработал пятитысячный массив анкет. Какие ещё нужны доказательства? На этом диспут считаю закрытым. С завтрашнего дня начинаем жить по-новому. На службу приходим вовремя и каждый день. А теперь, извините, мне пора - у меня сегодня ещё два совещания. Всем привет.
Зелёное пятно блидмановского портфеля проплыло над притихшими людьми.
Лялин стоял в своём углу ровно, будто проглотил линейку. Он не знал, что и думать: с одной стороны, его поставили в пример, а с другой, в воздухе витала напряженность. Он ждал вопросов к себе. Коллеги расходились молча. Он ловил на себе их отдельные взгляды. В них читалось ироническое презрение. Большинство предпочло вовсе не смотреть на него. И лишь одна незнакомая женщина средних лет задержалась возле него, чтобы сказать:
- Не ожидала от вас. Вы, молодой человек, штрейкбрехер. Так в коллективе себя не ведут.
Внутри Лялина что-то оборвалось. Как странно: ещё пять минут назад на душе у него было всё так ясно, можно сказать, легко и весело, и вот, теперь, его будто придавили чем-то тяжёлым. Случилось нечто страшное, нечто такое, что и охватить разумом невозможно! Он оказался в положении презираемого и отверженного человека. Таких людей он встречал, но никогда не думал, что может оказаться на их месте.
Даже его помощница - Оля Барсукова прошла мимо с опущенной головой.
Ушли все, кроме кандидата наук Веры Сергеевны Синхроновой и какого-то странного мужчины. Он сидел немного боком, голова его лежала на левом плече, казалось придавленная небольшим мешком. Приглядевшись, Лялин понял, что мужчина горбат.
То, что эти двое остались, обрадовало Лялина. Значит, не все его осудили. Они беседовали. Лялин невольно стал прислушиваться к разговору.
- Как твои дела? - спросил горбун.
- Беременность проходит нормально, - ответила Вера Сергеевна Синхронова.
Горбун улыбнулся:
- На каком мы месяце?
- На восьмом.
- Подумать только, как быстро летит время! - покачал головой горбун.
Лялина даже в жар бросило: эти двое остались вовсе не из-за него, не для того, чтобы его утешить, ободрить. Вера Сергеевна ждёт ребёнка - это, безусловно, важно, очень важно, но об этом можно поговорить завтра или послезавтра - беременность не рассосётся. Но разве не кощунственно рассуждать на эту тему после того, как на их глазах сумасшедший алкоголик и провокатор Блидман растоптал доброе имя человека. Им, как, впрочем, и всем остальным, наплевать на Лялина! "За что они не любят меня? Что плохого я им сделал?" - думал Лялин. - "Кто пожалеет меня? Как пережить сегодняшний день? Кто научит, как жить дальше?".
В отчаянии Лялин решил напомнить о своём присутствии.
- Вера Сергеевна, простите, - сказал он, - Вы на восьмом месяце беременности? Глядя на вас, больше шести месяцев не дать.
У Синхроновой отвисла челюсть. Горбун развернулся в сторону Лялина и презрительно улыбнулся:
- Это из серии - слышу звон, да не знаю, где он. Беременна дочь Веры Сергеевны, а не она. Вообще, молодой человек, подслушивать чужой разговор неприлично. Прошу нам не мешать.
Лялин понял, что окончательно пропал, спасения ему нет.
Остаток дня и всю ночь он провёл в страшных размышлениях по поводу своей неудавшейся жизни. Прежде всего, он пытался найти ответ на вопрос, почему все неприятности случаются так неожиданно, когда их совсем не ждёшь? Как могло получиться, что такой жуткий тип, как Блидман, смог стать руководителем огромного коллектива, и этот коллектив терпит его и не предпринимает ничего, чтобы заменить его нормальным человеком? "Действует какая-то система, безвинно губящая хороших людей и поддерживающая хитрых, бездушных тварей" - сделал Лялин вывод, который, впрочем, его не успокоил.
Уже под утро он принял решение уволиться из ИСИ. Ему сразу стало легче. С этим Лялин и уснул.
Часть 15. Подцепили каждый своё
Подать заявление об увольнении оказалось не так-то и просто: Лялин не мог заставить себя появиться перед инспектором по кадрам, принявшей его на работу, в жалкой роли слабого человека, позволившего себя выжить из коллектива. В поиске удобного мотива своего бегства он провёл в архиве целый день, но так ничего и не придумал. Его постоянно отвлекали телефонные звонки. Он не поднимал трубку, но, при этом, ругал на чём свет стоит друга Вовчика, а так же двух своих помощниц, верно забывших о его существовании. Лялину было так одиноко, что он рад был бы появлению аспиранта Василия, который, кажется, ничем другим не занимался, как только поисками своей любимой - Оли Барсуковой.
С грустью Лялин должен был констатировать, что в этом мире он чудовищно одинок. Никому не интересно - где он? Что с ним? Как он себя чувствует? Голоден ли он? И т.д. и т.п.
Одиночеством он наказан за доверчивость, которая, как известно, является первым признаком глупости. Да, он глуп, возможно: даже дурак! Раньше, когда был молод, он презирал дураков. Но теперь он твёрдо знал, что дураков можно только жалеть. И он жалел себя много и мучительно.
Утверждают, что в такие минуты душевных переживаний является муза, и поэты начинают творить. Но сегодня сама мысль о стихах причиняла Лялину физическую боль: то ли муза его была какой-то особенной, то ли она просто избегала архивы.