Я пробежался вдоль ряда двухэтажных особняков, крыши которых служили полом для новых надстроек, а на те, в свою очередь, налипали следующие строения. Металлические сварные лестницы с неожиданными поворотами и изгибами соединяли жилища верхних ярусов с землей. На головокружительной высоте между лоджиями были натянуты веревки, на которых трепыхалось выстиранное белье. Нумерации не было никакой. Я спрашивал адрес у старушек, сидящих на лавочке в тени деревьев. Все показывали в разные стороны. Тогда я назвал фамилию.
– С этого бы и начали, – стала учить меня маленькая, полупрозрачная женщина с водянисто-зелеными глазками и лицом, щедро усыпанным веснушками. – Нумерация домов у нас ни о чем не говорит. Каждый расширяется и пристраивается как хочет. Лет десять назад вот этот дом был под номером семнадцать. Потом его верхнюю часть снесли, и на ней отстроился другой хозяин, у которого уже есть свой дом, но под номером тринадцать. Теперь эта верхняя часть тоже как бы номер тринадцать. А нижняя часть уже нежилая, здесь угольный склад – вообще без всякого номера. Уразумели? Вот потому ваш номер двадцать три есть и наверху, и вот там, слева, и вот там, справа. Но живет Зинчук наверху, а те две пристройки он давно продал.
Я поднялся по красной от ржавчины лестнице к самой верхней надстройке. Перед тем как постучаться в дверь, огляделся: много ли будет свидетелей того, что сейчас произойдет? Старушек вместе со скамейкой надежно прикрывала крона дерева. Окна соседних построек, облепивших склон, словно осиные гнезда, были наглухо завешаны шторами и занавесками – южная сторона, солнца здесь в избытке даже зимой. Хорошо бы теперь в общих чертах прикинуть, что я собираюсь сказать убийце. Вот же нехорошая у меня привычка: ввязываться в драку, не думая о том, как из нее затем придется выпутываться. Да что ж это я? О какой драке речь? Я иду сдаваться. У меня руки подняты, карманы вывернуты и взгляд потухший. «Я готов принять все твои условия». Я произнесу эти слова с порога. А уже потом можно будет предупредить, что если с головы Ирины хоть волосок упадет, то я превращусь в бешеного зверя и Зинчуку уже не жить на этом свете.
Постучал. Затаив дыхание, прислушался. Вряд ли он дома. Это безрассудно. Он спрятался, затаился… Но нет, шаги. Явно мужские шаги, широкая, твердая поступь. Распахнулась дверь. Я увидел подростка в широких шортах и майке. Слова, которые я приготовил, застряли у меня в горле. Чернявый парень с короткой стрижкой, с глазами, как маслины, без удивления и даже приветливо смотрел на меня.
– Ты Зинчук? – спросил я.
– Я.
– Э-э-э… Олег Иванович?
Парень кивнул, подцепил ногами шлепанцы, надел их и вышел ко мне, на хлипкую площадку из листового железа.
– Это мой батя. Он внизу, в гараже, ждет вас.
– Ждет?
– Ну да, он предупредил, что вы придете, и чтобы я вас проводил к нему. Идемте! – Парень стал спускаться. – Тут осторожней, пожалуйста, можно здорово навернуться. Нога попадет между прутьями арматуры, и готово. Я уже как-то раз спикировал…
Я не был уверен, что Зинчук ждал именно меня – это было уже слишком, почти что мистика, и все же покорно пошел за мальчиком. Вот еще одно доказательство того, что образы преступников далеко не всегда вписываются в наше представление о них. У Зинчука есть сын, его знают соседи, внизу у него гараж. А знает ли приветливый пацан, что сотворил вчера вечером его папаша?
Мы спустились вниз. Старушки замолчали и уставились на нас. Теперь весь двор будет знать, что в полдень к Зинчуку приходил гражданин в джинсах и темно-синей футболке. Может, таким простым способом Зинчук на всякий случай обезопасил себя? Вдруг я иду к нему с одной конкретной целью – прибить ударом молотка по голове? Парень обошел кучу угля и приоткрыл створку гаражных ворот.
– Па! – сказал он в сумеречную утробу гаража. – Тут к тебе! – И жестом пригласил меня зайти.
Проем оказался слишком узким для моих плеч, и я сдвинул створку сильнее. Горячий солнечный луч нырнул в глубь гаража вперед меня. В нос шибанул запах бензина, смазки, резины и чего-то еще, с чем у меня стойко ассоциируется старый добрый шлягер: «Я люблю дороги, ветер и шум мотора». Посреди гаража темнела груда железа, отдаленно напоминающая автомобиль. На многочисленных полках и крючках лежали и висели инструменты, шланги, измерительные приборы, бутылки с темной маслянистой жидкостью, зубчатые ремни, старые, почерневшие от пыли фильтры, спущенные камеры, облысевшие покрышки и великое множество разнообразных колпаков для колес. Центральное место на торцевой стене занимала большая глянцевая фотография Михаэля Шумахера в морковно-красном комбезе и бейсболке. Среди всего этого царства трудолюбивого и сильного металла я не сразу заметил рослого мужчину с темной жесткой бородкой, похожей на мочалку для чистки сковородок. Он был в комбинезоне на лямках, накинутых на голые плечи. Увидев меня, он осторожно извлек руки из плотного сплетения патрубков и шлангов, напоминающих спаривающихся удавов, и, как давнему приятелю, кинул:
– А, здорово! Проходи!
Переступив через лоток, доверху наполненный отработанным маслом, он протянул мне черный от грязи кулак, подставляя для пожатия относительно чистое запястье. Слесари на автосервисе здороваются только так.
– Видел мою коллекцию? – спросил он тотчас, не дав мне раскрыть рта, и кивнул на стену, где висели колпаки для колес. – Сорок две модели из двадцати стран мира! И что самое интересное – все это я собрал на обочинах и мусорках нашего города. А теперь люди ко мне приходят и просят: Иваныч, продай колпак, я свой где-то потерял… Впечатляет, да?.. А как тебе вот это? – Он обошел раскуроченный автомобильный агрегат, сорвал промасленную тряпку и, с гордостью подбоченившись, кивнул на огромный зеленый мотоцикл без заднего колеса. – Ты на фирму, на фирму смотри! Настоящий «Хаммер», между прочим! Хочешь посидеть?
– Нет, не хочу, – признался я, не в силах привести в порядок мысли.
– Напрасно, – без особого сожаления ответил хозяин гаража. – Такой шанс я бы не упустил. Ну а твоя тачка где?
– Там, у клумбы, – ответил я.
– А чего не подгоняешь? Я что, у клумбы ее делать буду?
И тут я понял, что ошибся. Либо это был не Зинчук, либо Зинчук, да не тот, который мне нужен. Я сник. Бородатый заметил это и уточнил:
– Какой-то ты вареный… Или это не ты? – Он отступил на шаг и склонил голову, глядя на меня под другим ракурсом. – Это с тобой мы договаривались насчет промывки инжектора у «десятки»?
Я отрицательно покачал головой.
– Так чего молчишь? – с недоумением произнес он. – Машина у тебя какая? Что с ней?
– С машиной у меня все в порядке, – ответил я, вынимая из чехла мобильник и выводя на дисплей номер убийцы. – Я к вам по другому поводу. Посмотрите, этот номер вам знаком?
Бородатый пригнул голову, глядя на дисплей, и обрадованно протянул:
– У-у-у! Да это ж мой номер! Точнее, бывший мой номер. Посеял я свою мобилу на пляже. Или сперли у меня ее, не знаю. Да я уже себе новую купил! А ты ее нашел, что ли?
– Нет, не нашел, – упавшим голосом ответил я. Зинчук меня уже не интересовал. Я слишком много поставил на него, и проигрыш оказался катастрофическим. Опять я никак не мог повлиять на судьбу Ирины, а время шло, и я ничего не знал о ней и не располагал ни единой, даже самой пустяковой зацепкой. Убийца по-прежнему был недосягаем.
– А откуда ж у тебя этот номер? – спросил Зинчук, но, как мне показалось, без всякого интереса. Он посмотрел на полку, где стоял ряд бутылок с маслами, тормозной жидкостью, тосолом, омывателем, выдернул из строя одну из них, ополовиненную, с прозрачной бесцветной жидкостью, и поставил на столярный стол.