Они играли их собственную песню.
Шейн не сразу узнал того, кого сейчас ублажала в постели Росалита. Владелец бара с Мао-Мин-Нань-Лу. Его заведение находилось в двух шагах от «Вместе с Сюзи», и там была живая музыка. Надо же! А Шейн все время подозревал бас-гитариста из бывшего оркестра Росалиты. Он даже готов был побиться об заклад, что это бас-гитарист. Тот с самого начала возненавидел его, словно Шейн вторгся в их жизнь и все испортил. В этом парень оказался прав: все испорчено. Бесповоротно испорчено.
Одеяло они отбросили в сторону. Владелец бара лежал на груде подушек. Росалита стояла на коленях, склонив голову к его раскинутым ногам. Смуглость ее кожи лишь подчеркивала бледную кожу европейца.
Кто он? Француз? Немец? В Шанхае было полно французов и немцев; это тебе не Гонконг, где по-прежнему доминировал англоязычный мир. Другие европейские страны не слишком лезли в Гонконг. Они лезли туда, куда могли влезть.
Этот немец или француз тоже влез туда, куда мог влезть. И сейчас Росалита удовлетворяла его ртом. Тем самым ртом, который целовал Шейна в день свадьбы. Шейн всегда восхищался ее ртом, умеющим дарить идеальные поцелуи… Оказалось, ее рот способен и на другое.
Из-за гремящей музыки парочка не услышала появления Шейна. Но теперь, увидев его, они с проклятиями оттолкнули друг друга. Владелец бара зло смотрел на Шейна. Австралиец подумал, что сейчас они с ним подерутся. Шейн чувствовал, что справится с ним. Плевать он хотел на бурлящую кровь этого козла.
Однако владелец бара с живой музыкой осерчал вовсе не на Шейна. Он был зол на Росалиту. Какого черта она позвала его, не будучи уверена, что ее муж протирает задницу в офисе или болтается в командировке?
— Глупая ты корова, — процедил владелец бара, вылезая из постели.
Росалита прикрыла скомканной простыней грудь. Шейна взбесило не то, что владелец бара явился к нему в дом и оказался в его постели. Как это ничтожество посмело оскорбить его жену?
Внутри Шейна тоже все забурлило. Самое удивительное, но его задела не измена жены, не то, что она делала своими пухленькими губками, и даже не эта дурацкая музыка, до сих пор орущая на всю квартиру. Шейна доконали три слова: «Глупая ты корова».
«Зря ты не попридержал язык, парень, — подумал Шейн. — Теперь ты заплатишь мне за эти слова».
Владелец бара и Росалита стали переругиваться. Шейн прошел к сейфу, набрал шифр — дату рождения Росалиты — и вернулся в спальню с пистолетом Макарова.
Они уставились на Шейна. Они глядели на оружие — старый дешевый пистолет советского производства. Наконец-то они замолчали. А музыка продолжала греметь. Чужая музыка.
«Какая отвратительная песня. Сколько в ней ненависти», — подумал Шейн.
Он был очень спокоен. Настолько спокоен, что, кажется, даже перестал дышать.
Владелец бара рассмеялся Шейну в лицо и сказал, что уже бывал здесь.
— Брось эти ковбойские шуточки, — сказал он, натягивая брюки и застегивая молнию ширинки. — Ты меня не застрелишь. Не надо быть таким жадным. Росалита — твоя подружка, не спорю. Но и моя тоже. Поэтому ты меня не застрелишь.
Шейн выстрелил ему прямо в живот. Это было проще, чем бить кулаками. Он лишь слегка шевельнул указательным пальцем, лежащим на курке, и пистолет послушно выплюнул пулю. Владелец бара упал на спину, держась за живот. Шейн вовсе не собирался устраивать ему мучительную смерть. Так получилось. Этот человек все еще не мог поверить в случившееся. Он громко ругался, пытаясь подняться, но сумел лишь встать на колени, продолжая зажимать простреленный живот. Его голова свесилась на грудь, как будто ему впервые стало стыдно. А кровь струилась у него между пальцами, заливая белые простыни.
Однако Шейн ничего этого не видел. Он смотрел только на свою жену. Росалита стала звать на помощь, крича, что ее сейчас убьют. Она кричала на филиппинском наречии, по-испански и по-английски с испанским акцентом, характерным для многих филиппинцев. Забыв о своей наготе, Росалита переползла на другой край постели, а оттуда — на пол. И тогда Шейн почувствовал, как его указательный палец снова сгибается. Надо только слегка нажать на податливый металлический курок. Палец замер.
Волосы Росалиты не были убраны и перекинуты через плечо, как обычно. Волосы Росалита распускала, только когда спала. И еще — когда занималась любовью.
Она ползла, дергая головой, и сквозь гриву волос отчетливо проступало большое родимое пятно на ее шее. Пятно чернильного цвета… Шейн смотрел на это пятно и понимал, что он все равно любит Росалиту. Он был рад, что женился на ней, и, если повернуть время вспять, он бы не задумываясь сделал то же самое.