Болезнь Холли заставила родителей обзавестись специальным монитором, чутко реагирующим на любой сбой в ее дыхании. Если такое случалось, чувствительные датчики, установленные рядом с кроватью, моментально включали микрофон, и взрослые, находящиеся в другой комнате, все слышали. Вот и сейчас в разговор Бекки с Элис вклинился сигнал монитора, и из миниатюрного динамика донеслось хныканье Холли. Бекка торопливо прошла в спальню. На сей раз ничего страшного: просто девочка во сне раскрылась, и ей стало холодно.
Бекка поплотнее закутала полусонную дочь в одеяло, потом взяла на руки и, как в раннем детстве, стала укачивать. Попутно она перебирала в памяти разговор с Элис. Может, она напрасно пытается восстановить былую дружбу? Разве ей мало Холли? Разве ей мало общения с Биллом по воскресеньям и субботним вечерам, когда ему удается приехать домой пораньше? В друзьях нуждаются одинокие люди, а она отнюдь не одинока.
Холли заснула. Бекка осторожно переложила ее на кровать и вернулась на кухню. Элис стояла спиной к окну и улыбалась.
— Бекки, а помнишь, как я прокалывала тебе уши? — вдруг спросила она.
По сути, им нельзя заниматься юридической практикой в Китае. Шутками на эту тему огорошивали каждого западного юриста, приезжавшего в Шанхай. Шейн часто вспоминал об этом, когда время неумолимо ползло к полуночи и над Пудуном гасло разноцветное зарево. Сотрудники фирмы прихлебывали остывший кофе, а их столы по-прежнему ломились от непросмотренных бумаг.
На визитках сотрудников значилось: «Иностранный юрист», что сразу расставляло все на свои места. Иностранным юристам, которые работали в Шанхае на иностранные фирмы, законодательство Китайской Народной Республики отводило роль юридических представителей и не более того. Даже китайские юристы, вроде Нэнси Дэн, не имели полноправного государственного статуса в том, что касалось юриспруденции КНР. Таких, как она, называли «непрактикующими китайскими юристами». Все документы, которые «Баттерфилд, Хант и Вест» подписывала с китайской стороной, должны были заверяться подписью какого-нибудь местного сговорчивого законника.
И хотя в глазах китайского правительства они не считались настоящими юристами, это не освобождало сотрудников «Баттерфилд, Хант и Вест» от необходимости разбираться с ворохами разнообразных бумаг. Какой там, к черту, нормированный рабочий день! Засиживаться по вечерам было неписаным законом, и обычно Билл продирался через бюрократические джунгли до тех пор, пока у него не начинали слипаться глаза. Хуже всего, что количество выпитого кофе отбивало сон, предвещая лишь тупое забытье.
— Если учесть, что нам запрещено заниматься юридической практикой, наш трудоголизм более чем подозрителен, — сказал Шейн.
Австралиец зевнул, потянулся и уселся на стол Билла, небрежно отодвинув стопку папок, на которых значилось: «Отдел земельных ресурсов».
— На сегодня достаточно, дружище, — объявил Шейн. — Более чем достаточно. Пойдемте-ка вдарим по пиву.
Биллу осточертел кофе, и мысль глотнуть холодного пива ему понравилась. Домой можно не торопиться — Бекка и Холли все равно уже спят. Теперь, когда у него была своя спальня, его поздние возвращения никому не мешали. К тому же он нередко засиживался на работе за полночь, и Бекка успела к этому привыкнуть. Может же он позволить себе маленькую вольность! Он встал и последовал за Шейном.
— …Я хочу ввести вас, что называется, в курс дела! — Шейн почти кричал, чтобы перекрыть гремящую в зале музыку.
«Должно быть, какие-нибудь местные неписаные правила, чтобы не усложнять себе жизнь», — решил Билл.
— У нас это называется «правилами Кай-Так», — продолжал австралиец, прихлебывая пиво.
— Как вы сказали? — спросил Билл, тоже вынужденный повысить голос.
— «Правила Кай-Так». Советую отнестись к ним с вниманием. Это очень важные правила.
Заведение, куда его привел Шейн, называлось «Вместе с Сюзи».
— К Сюзи все ходят, — сказал австралиец. — Здесь вы увидите кого угодно.
Прокуренный зал переполняла не только оглушительная музыка. Он был до отказа набит людьми, и Биллу сразу вспомнилось его первое плавание на шанхайском пароме. Для танцев предназначалось нечто вроде загона в углу, однако публика танцевала повсюду, даже возле самых стоек бара.
Билл стал разглядывать посетителей. Молодые китайские парни, выкрашенные под блондинов, западные женщины в джинсах и футболках, западные мужчины в линялых спортивных рубашках или деловых костюмах с полуразвязанными и болтающимися галстуками. Тут же были и китаянки: кто в коротких юбках, кто в традиционных ципао, кто в джинсах с фривольными надписями на задних карманах: «Сочненькая», «Горяченькая» и так далее.
Подошедшая к их столику китаянка дернула Билла за рукав. Вид у нее был голодный. Женщина набрала что-то на своем мобильнике и повернула телефон к Биллу. На дисплее значилось: 1000.
— Тысяча юаней, — подсказал Шейн, дергая его за другой рукав. — Это примерно семьдесят фунтов.
— Меня устроят и восемьсот, — по-английски добавила китаянка.
Ее пошатывало от табачного смога и усталости. Билл пялился на дисплей мобильника, силясь понять, чего она хочет.
— Ищете постоянную подружку? — спросила китаянка.
Билл подался вперед, чтобы расслышать слова, а поняв, резко откинулся на спинку стула.
— Я женат, — коротко ответил он.
Женщину это ничуть не смутило.
— Ну и что? Я спрашиваю: вы ищете себе постоянную подружку?
— Нет, благодарю вас, — ответил Билл, чувствуя, что произнес это таким тоном, словно он был в гостях у приходского священника и ему предложили второй сэндвич с огурцом.
Шейн вертел в руках бутылку холодного «Чинтао».
— Вы знаете, что такое Кай-Так? — спросил австралиец. — Не знаете? Это прежний аэропорт Гонконга. И находится он на полуострове Коулунь. Ваша жена мне рассказывала, что девчонкой она бывала в Гонконге. Лакомились они там с подружкой местной лапшой.
Теперь бутылка пива в руке Шейна изображала самолет, осторожно заходящий на посадку.
— Вся штука в том, что Кай-Так вплотную примыкает к жилым кварталам. Густонаселенным, заметьте. Когда самолет идет на посадку, он пролетает почти над самыми крышами и балконами. А там принято сушить белье на балконах. Если бы в самолетах открывались иллюминаторы, можно было бы протянуть руку и ухватить чьи-нибудь сохнущие подштанники. Вполне возможно, что и ваши собственные.
Он подмигнул, чокнувшись с бутылкой Билла.
— Вот в этом-то вся штука, — добавил Шейн.
Женщина с мобильником сказала что-то по-китайски и обняла Билла за плечи. В ее жесте было больше усталости, чем желания.
— А вы красавчик, — сообщил Биллу Шейн.
— Это чьи слова? Ваши или ее?
— Ее. Меня мужская красота не интересует. Я считаю вас просто сообразительным парнем.
Женщина сказала еще что-то. Ее глаза были полузакрыты.
— Она вас любит, — перевел Шейн.
— Мы даже не познакомились, — Билл недоуменно взглянул на китаянку.
— Не имеет значения, — по-английски ответила ему женщина. — У меня финансовые проблемы.
Шейн засмеялся и что-то сказал ей на шанхайском диалекте. Китаянка пожала плечами и медленно отошла.
— Я не ошибся? Вы ведь не хотели ее? — спросил австралиец, наклоняясь к Биллу.
Теперь Билл недоуменно посмотрел на Шейна. Потом он заставил себя покачать головой.
Шейн наклонился еще ближе, будто собирался поведать коллеге величайшую тайну.
— Так вот, «правила Кай-Так» гласят: молчать обо всем, что бы ни случилось с нами во время наших похождений. Это понятно? «Правила Кай-Так» — то же самое, что омерта у итальянской мафии. Закон молчания. Есть такая поговорка: «Болтливый язык корабли топит».
Шейн слегка ткнул Билла пальцем в грудь — туда, где находилось сердце.
— Как видите, ничего сложного, дружище. Нужно лишь держать рот на замке. Ни слова своей жене, подружке и женатым коллегам на работе. Что бы тут с нами ни приключилось, вы не должны рассказывать Девлину или хвастаться перед Малахольным Митчем. Поняли? Это как первое правило «Бойцовского клуба»: [18]происходящее на турнирах там и остается.