— Да, если тебе хочется, — соглашается Багров.
— А тебе?
— Мне хочется быть рядом с тобой. Неважно где.
— В постели? — неловко шучу.
— Что же ты делаешь, — напряженно выдыхает Феликса. — Зачем дразнишь? Я и так на пределе, красота. И ты еще подливаешь масла.
— А если нет? — шепчу, собираясь всю смелость, что у меня есть. — Если я не дразню?
Почти тут же Феликс разворачивает меня к себе лицом, жадно вглядывается, ищет ответы на вопросы.
— Ты уверена?
— А ты правда заставишь тебя просить? — нервно улыбаюсь, припоминаю его слова. — Хочешь почувствовать свою власть?
Он прикрывает глаза, прислоняется лбом к моему.
— Нет, моя хорошая. Конечно, нет. Я просто так извелся уже…
Забирает мою ладонь и прижимает к своему паху. Я тут же краснею — потому что его желание для меня в общем-то и не новость.
— Чувствуешь? Хочу тебя пзидец как, золотце. До спазмов в груди. Но хочу, чтобы ты была со мной по своему желанию. Понимаешь? Чтобы тоже хотела этого, а не потому что чего-то там должна.
— Ого! — восхищаюсь. — Да ты прямо романтик.
— Издеваешься? — прищуривается он недовольно.
— Если совсем чуть-чуть, — лукаво улыбаюсь и делаю шаг к нему. Совсем маленький, но я надеюсь, что этот знак он разгадает.
— Ты не пожалеешь, — выдыхает мне в губы, целует так жадно и так, словно это последние минуты нашей жизни. — Любимая моя девочка… Как же я соскучился по тебе…
Отрывается, осоловело смотрит на меня, по сторонам, а затем подхватывает и тащит в спальню.
— Надеюсь, ты понимаешь, что нежно и медленно сейчас у нас не выйдет, — предупреждает, нависая надо мной.
— Платье только не порви. Оно мне понравилось, — прошу его.
— Правда?
— Кто помогал тебе?
Феликс смущенно прикрывает глаза. Я сама не верю тому, что вижу. Он и правда смущается!
— Я постарался сам, но с размером чуть не прогадал.
— Спасибо. Спасибо тебе за терпение.
— Ты бы только знала, — рычит он мне в губы. — Но теперь… теперь я уже не отпущу тебя, любовь моя!
И снова это обращение. Меня словно теплой волной окатили. Такая нежность в груди расцветает, что хочется позволить все и сразу.
Не сопротивляюсь, даже помогаю раздеть меня. Белье и правда оказывается к месту. хотя бы потому что в порыве Багров зубами стаскивает сначала бретельки лифа, а а затем и трусы.
— Как же я хочу тебя, Золотинка. Ты не представляешь…
— А ты покажи, — улыбаюсь, подначивая и пошире раздвигая ноги.
Мне немного страшновато — ведь на эмоциях Феликс может быть несдержанным. Но я гашу этот страх, стараюсь расслабиться. И мой мужчина это чувствует — замирает, смотрит в глаза.
— Я не сделаю тебе больно, — понимаю, что говорит он сейчас вовсе не о сексе. — Все, что захочешь к ногам твоим положу. Только будь рядом. Здесь. В сердце.
Это не первая наша близость, были и более нежные моменты. Но я почему-то именно в этот миг мысленно ставлю новую точку отсчета.
— Я согласна, — отвечаю на невысказанный вопрос, и в глазах Феликса отражается не просто удовлетворение. Он счастлив. Я не просто вижу, я это чувствую. Каждой своей клеточкой.
Тянусь к нему сама, обнимаю за плечи, впускаю так глубоко, как только позволяет анатомия.
— Моя, — постоянно повторяет он. И я в унисон с ним повторяю:
— Твоя.
Все выходит из-под контроля, и нежность довольно быстро растворяется в похоти и страсти. Я совершенно не против, ведь мы оба хотим этого. Хотим стать едиными, хотим сделать не только шаг навстречу друг другу, но и вперед, в будущее.
Я не готова к тому, что Феликс вдруг замрет, когда мне остается совсем немного. Ловит мой взгляд и:
— Хочу от тебя детей, — признается. — Чтобы были похожи на тебя.
— Это ты так пытаешься сказать, что не хочешь предохраняться?
— Не без этого, — широко ухмыляется. — Хочу кончать в тебя, Золотце. Видеть, как ты помечена мною, — продолжает околдовывать своим голосом. — Так что? Ты не против?
Снова пересекаемся взглядами.
— Нет…
Это последнее слово, которое мне удается выговорить. Дальше Феликс делает все, чтобы из меня вырывались только невразумительные стоны от накатывающего удовольствия. Он так чутко улавливает границу, за которой я кончу, так филигранно управляет нашими телами, что я уже теряю связь с реальностью, превращаюсь в оголенный нерв — настолько я на пределе.
А затем серией точных движений доводит нас обоих до пика так, что в итоге орагзм оказывается куда более мощным, чем раньше.