Член уже пульсирует и я вжимаюсь им в успевшую намокнуть Алану, но не вхожу. Даю ей почувствовать себя, пугаю, демонстрирую свою власть.
Но в момент я будто возвращаюсь в реальность и вспоминаю о том, что мучаю женщину, от которой схожу с ума уже несколько месяцев. И что получить её я хочу точно не таким образом. Она сама должна меня хотеть. И точно не из страха. Я видел что с ней происходило в випке. Несмотря на все ругательства и сдержанность, за которыми девушка пыталась спрятаться, я ещё и ощущал её порыв, который не спутать ни с чем. Ей нравилось то, что я делал с её телом. Нравилось как сжимал её грудь, как пальцами доводил до дрожи. Чёрт возьми, то как она намокла не спутаешь ни с чем. И это точно происходило не из страха или ненависти.
С огромным, просто неимоверным усилием я отпускаю девушку и делаю шаг назад, сжимая челюсть и тяжело дыша. Застёгиваю штаны и надеюсь, что сейчас она успокоится и хотя бы после того что я сделал, её запас дерзости немного сократится. То, что я сдержался сейчас — настоящее чудо и второго такого раза может не случиться.
Алана несколько секунд не двигается, такая уязвимая и растерянная, после чего разворачивается и непонимающе смотрит на меня. Ну же, девочка, сдайся. Успокойся, остановись, прекрати лезть на рожон. Спаси нас обоих.
— Какого чёрта? — поспешно натягивает вниз платье, а я наблюдаю за тем, как ткань струится по её бёдрам.
Платье слишком короткое, чтобы скрыть от меня её стройные ноги. Слишком короткое, чтобы не порождать в голове массу самых грязных мыслей и фантазий.
— Это и на один процент не то, что с тобой было бы там, а ты уже орёшь как ненормальная, — бросаю я, желая отрезвить её, вернуть понимание того, что всё, что сейчас происходит — во многом её вина. Но девушка совершенного другого мнения.
Потому что она снова бросается на меня с кулаками и я понимаю, что огонь этой дьяволицы только разгорается. Удивительная. Другая на её месте забилась бы в угол, утопая в слезах, а эта, оказавшись на грани изнасилования, бежит на огромного мужика, наивно рассчитывая нанести ему урон.
Но кое что ей всё же удаётся. Хлёсткая пощёчина прилетает мне по лицу и я понимаю, что разговором с ней мы сейчас ничего не решим. То пламя, которое сжигает меня, горит и в ней. И я знаю как его успокоить.
Бросаю девушку на кровать, рывком раздвигаю её ноги и отсчитываю секунды до того, как услышу:
— Ненавижу, — знаю, девочка, уже знаю, что ты скажешь. И знаю, что это ложь.
— Сейчас посмотрим, — перехватываю её изящные тонкие ручки над головой одной рукой, а вторую возвращаю ко влажным складкам, с наслаждением отмечая, что она действительно мокрая, — Так ненавидишь, что уже намокла. Бедная девочка.
— Пошёл ты!
Всё, что происходит дальше — словно сон. Нежное женское тело подо мной извивается, то и дело подставляя мне шею для поцелуев и укусов. Её стоны, которые она едва сдерживает, разрезают пространство и с каждым разом всё сильнее заставляют кровь бурлить внутри. Громкие сочные хлюпанья, которые раздаются между её ног кружат мне голову и показывают всю её «ненависть». Власть, которая у меня есть над этой потрясающей женщиной пьянит, вызывает зависимость, пробуждает всё самое низменное и животное, что есть во мне.
Я хочу владеть ей, хочу сделать своей, подчинить, показать кто здесь главный, и судя по тому как выгибается Алана от моих действий — она уже сама это чувствует. Как бы её острый язычок ни язвил и не ругался, тело девушки говорит мне правду. Она хочет меня так же, как и я её. Всё остальное ерунда.
Чувствую, как дыхание девушки становится более глубоким и прерывистым, а стенки внутри начинают сокращаться. Губами ловлю её хриплые стоны и понимаю, что хочу продлить её мучения.
Всё, что произошло в «Грехе» не стирается её стонами и поцелуями. Опасность, которой она подвергла нас всё ещё висит огромной тучей и расплата сегодня будет долгой и очень сладкой.
— Нет, так быстро ты сегодня не кончишь, — с большим трудом отрываюсь от неё и с ухмылкой оглядываю девушку, — Я буду мучить тебя долго. Ты за всё заплатишь.