Выбрать главу

Ремир вернулся в комнату на негнущихся ногах, сел на кровать, силясь осознать происходящее. Все эти метания от горестного отчаяния до восторга изрядно потрепали ему психику. Так и тронуться недолго.

– Чего она приходила? – полюбопытствовал Витёк.

– На свидание позвала, – честно ответил Ремир, скорее, от шока, чем от желания похвастаться.

Витёк присвистнул:

– Во дела!

А Длинный, не поднимая головы, протянул:

– Не ходи…

Конечно же, он пошёл. Во-первых, слово дал. Во-вторых, хотелось очень. Ну а слова Длинного про то, чем она там с Назаром занимается со второго дня, вылетели из головы начисто.

***

Поля уже ждала на месте, когда Ремир подошёл. Стройная, длинноногая, в белом сарафане, на плечи наброшена лёгкая кофта.

В темноте Полина выглядела по-другому, взрослее, загадочнее. И это волновало ещё больше.

– Идём, - позвала она, – у меня есть ключ.

Склады располагались в длинном и приземистом кирпичном здании. За одной из дверей, знал Ремир, хранились личные вещи, сумки там, чемоданы, рюкзаки. Сам сюда сдавал свою сумку по приезду. Крайняя дверь с противоположного конца вроде служила подсобкой, где уборщики, дворники и прочий персонал держали свои причиндалы. Ещё две посередине всегда были заперты, и что там – он понятия не имел. Полина открыла одну из них.

– Заходи!

Осторожно и наощупь, потому что внутри оказалось абсолютно темно, Ремир проскользнул вслед за ней, притворив за собой дверь. Сделал шаг, другой в кромешной мгле и наткнулся на неё, на тёплое дыхание, мягкую грудь, нежные руки. Голова закружилась так, что на ногах еле устоял. Язык прилип к пересохшему нёбу.

– Ну же, – прошептала она, - что ты стоишь, как вкопанный. Иди сюда. Тогда в столовке ты посмелее был.

– А что делать? – выдохнул он.

– Хочешь заняться этим?

– Чем? – не понял он.

– Блин, ты чего так тупишь! Ну этим… Ооо! Переспать со мной хочешь или нет?

Сердце подпрыгнуло вверх и лихорадочно забилось где-то у горла. В помещении было жарко и душно, хотя, скорее всего, ему просто так казалось из-за её близости. В паху скачками росло напряжение. И тут уж он сделать совсем ничего не мог. Полина коснулась его шеи, опалила. Провела ладонью по груди, по животу, мимоходом, но явно намеренно задела ширинку. И напряжение тут же достигло пика. Жар, что пульсировал в висках, сосредоточился там, превратившись в разрывной огненный шар. Дыхание стало хриплым, рваным.

– Раздевайся, - велела она.

– Как? – просипел он.

– Какой ты трудный… А мы что, по-твоему, через одежду будем?

Все недавние мысли про примитив и высокие чувства вмиг потускнели и стали казаться глупым пафосом. Да вообще в голове мыслей не осталось. Ни единой. Только незнакомое, неизведанное, но горячее желание. Помедлив, он решительно скинул футболку, протянул к ней руки, попытался обнять. Но она ловко увернулась.

– Джинсы тоже снимай. И трусы.

Он подчинился…

Свет вспыхнул неожиданно. И такой яркий, прямо до рези в глазах. Ремир сначала инстинктивно зажмурился, а уж потом сообразил прикрыть наготу. Помещение оказалось заставленным всякими столами, шкафами, коробками, стульями. И из-за этих столов, шкафов, коробок показались чьи-то головы. Одна, две, пять... Они выползали из щелей и углов, как мыши из сказки Гофмана. И хохотали. Все до единого пялились на него, на голого и покатывались со смеху. Девчонки, Назар, его дружки.

В первый момент Ремир ничего не понимал. Они-то здесь откуда? Так бывает – в минуты шока мозг отказывается воспринимать действительность. Вот и у него случился ступор. А потом осознание обрушилось на него со всей чудовищной безжалостностью. Он спешно подобрал одежду и опрометью выскочил из комнаты.

– Куда ты, Маугли? Веселье ж только началось! – сотрясаясь от хохота, окликнул его Назар. – Устроим оргию!

– Трусы забыл! – бросил ещё кто-то вслед. И снова хохот.

Отбежав на несколько шагов в сторону, Ремир начал судорожно натягивать одежду. Самого трясло, руки ходуном ходили, штанины джинсов спутались и никак не удавалось в них попасть. Он сообразил, что забыл на складе не только боксёры, но и кроссовки. На белье плевать, есть другое, а вот без обуви как? Однако даже помыслить не мог, чтобы за ними вернуться. Так и остался босиком. В корпус не пошёл, снова спустился к Байкалу, уселся на знакомый валун. Его до сих пор колотило, но вовсе не от озноба. Холода он вообще не чувствовал, всё шло изнутри. И эта болезненная лихорадка казалась ему предсмертной агонией собственных чувств.