Полнотелая фельдшерица сама нервно суетилась, но подбадривала:
– Ничего, ничего, шрамы украшают мужиков. Сейчас кольнём новокаинчик, и будет не больно.
Будет больно или не будет, Ремира вообще не волновало. Это уж он как-нибудь вытерпит. И на шрам плевать. А вот Назаренко… Назаренко ещё ответит. Ремир стиснул челюсти, скрежетнул зубами.
– Больно, что ли? – удивилась фельдшерица. Он воззрился на неё непонимающим взглядом. – Ну, потерпи немножко. Я уже почти всё.
Уже в комнате осмотрел себя в зеркало. Футболка вся в крови – только выбросить. Под левым глазом широкая дугообразная рана, обработанная зелёнкой и стянутая нитками. Эти нитки торчали как усики, огромного жука. В косматых и слипшихся чёрных вихрах застряла сухофруктина.
Сволочь! Ремир сжал кулак и еле сдержался, чтоб не садануть по зеркалу. Завтра он этому Назаренко устроит!
***
На следующий день, прямо с утра, в лагерь неожиданно приехал Максим Астафьев, отцовский протеже.
Всего пять лет назад восемнадцатилетний Макс подрабатывал в затрапезном гаражном автосервисе и не механиком даже, а так, принеси-подай-сгоняй. Отец Ремира заехал к ним с какой-то мелочёвкой: не то шланг подтекал, не то датчик заднего хода барахлил. Передал машину в надёжные руки, а сам расположился в клиентской. Но не усидел, спустился в ремзону и застал такую картину: парень, мальчишка совсем, горячо спорил с мастером, что и как нужно делать. И звучал весьма убедительно. Механик же явно пытался навязать лишнее, ненужное, а вот истинную поломку проморгал, но никак не хотел признавать свою ошибку. Ведь не по статусу, не по возрасту.
Ильдару Долматову всегда нравились такие вот: честные, сообразительные, бескомпромиссные. Он взял парня к себе в «ЭлТелеком», сперва стажёром – тот ведь ещё и учился на заочном в Политехе, потом монтажником ВОЛС*. Затем перевёл в инженеры-проектировщики. И не прогадал, не пожалел ни разу. Инженер из Макса вышел на редкость толковый, старую гвардию технарей влёт заткнул за пояс. Те долго ходили к отцу Ремира с жалобами и кляузами, ибо где это видано – студент и инженер? А незадолго до своей гибели Ильдар назначил Астафьева и вовсе техническим директором. Это уж вообще было вопиюще, некоторые даже уволились в сердцах.
_____________________________________________________________
*ВОЛС – волоконно-оптические линии связи
***
Макс стукнул в дверь разок для приличия и вошёл в комнату. Ремира застал ещё в кровати, тот даже глаза продрать не успел.
– Ну и дисциплинка у вас, – хмыкнул он вместо «здрасьте». – Девятый час, а ты ещё дрыхнешь.
Ремир оторвал голову от подушки, взглянул на Астафьева мутным взором. Проморгался и нахмурился пуще прежнего.
– Чего тебе? – буркнул недовольно.
Макс с первого дня их знакомства вызывал в нём двойственные чувства. Обаяния ему не занимать, это точно. Ну и не дурак далеко, и не скотина – Ремир это понимал. Но делить отца с кем-то посторонним, пусть даже этот кто-то очень славный, было неприятно.
– За тобой приехал, – миролюбиво ответил Максим. – Что с лицом?
– А кто тебя просил? – с вызовом бросил Ремир, хотя сам обрадовался в душе. Осточертел ему уже этот элитный лагерь. Вопрос про порез вообще проигнорировал.
Макс вздохнул, присел рядом на кровать. Заговорил не сразу:
– Слушай, Ремирчик…
– Я тебе не Ремирчик, - зло огрызнулся он.
– Ладно-ладно. Не Ремирчик. Я ведь тебя знаю. Ты ни за что не скажешь, что тут тебе хреново. Но тебе тут хреново.
– С чего ты взял? – скривился Ремир.
– Ну, так думаю, – пожал плечами Макс. – Не твоё это всё. Обеды-завтраки, подъём-отбой по расписанию. Кружки, смотры, дискотеки…
– Тут нет кружков и смотров, – зачем-то поправил Ремир.
– Ну вот и говорю: не дисциплина тут у вас, а бардак. Ну так что, поедем домой? По правде говоря, у меня дело к тебе. Мы же сейчас повально переводим релейки на оптоволокно. Ну и вот. Привлечь к работе тебя хочу, пока ты на каникулах. Всё равно когда-нибудь – надеюсь, скоро, – будешь всем этим заправлять. Ну так что, поможешь? По станциям поездим? А то реально разрываюсь, а тебе полезно. От этих же старых пердунов никакого толку, одна вонь.