– Случайно? – жестко произнесла она. – Разве здесь можно оказаться случайно?
Тут мне в сознание забралась мысль, что меня угораздило забраться в женский монастырь, вплотную примыкающий к реабилитационному центру.
– Пожалуйста, только не поднимайте шум! – попросил я. – Я не причиню вам никакого вреда и не оскверню вашу келью.
Но моя просьба, похоже, оказалась нелепой. Девушка вовсе не испугалась меня. Ее вид и отстраненная, подчеркнуто горделивая поза говорили о досаде и разочаровании; ее расстроило, что я не тот человек, с которым можно поговорить о любимой картине. Я почувствовал, что мое присутствие стало ей неприятным, как если бы я был человеком низшего сословия, посмевшим забраться в графский замок.
– Какую еще келью? – сказала она неприязненно, глядя в пол. – Уходите отсюда… Вы не должны здесь находиться…
– Простите меня, – забормотал я, раскаиваясь в своем необдуманном поступке. – Я сейчас же уйду. Только не знаю, где у вас тут выход?
Девушка ответила не сразу. Можно было подумать, что каждое слово дается ей с трудом:
– Отсюда только один выход… Но он не для вас. Уходите, как пришли…
Она повернулась ко мне спиной и пошла к двери, за которой, должно быть, находилась ее комната. Я обратил внимание, что она прячет глаза, отворачивает лицо от меня, будто мое дыхание и взгляд были заразными, и ей хочется поскорее закрыться в комнате, отгородиться от меня крепкой дверью, чтобы не видеть и не чувствовать меня рядом.
«Нет, – подумал я, глядя на руку девушки с бинтовой повязкой на запястье. – Всё-таки это реабилитационный центр, а не на монастырь. Наверняка эта особа когда-то резала себе вены. А сейчас она уже почти здорова, но еще боится посторонних людей, непредсказуемых контактов, что может расстроить ее хрупкую психику». Собственно, так это или нет, меня мало интересовало, тем более что пора было выметаться отсюда, из этого оазиса, где возвращался к жизни вялый цветок, когда-то надумавший преждевременно превратить себя в гербарий. Но мне было немного неловко оттого, что разговор с девушкой оборвался едва ли не на полуслове, без завершающей точки, какой должно было стать пожелание спокойной ночи или скорейшего выздоровления. И я, желая сделать ненавязчивый и убедительный комплимент, сказал:
– Вас, видно по всему, скоро выписывают…
Я видел, как она замерла в дверях, словно плохо расслышала мои слова или не до конца поняла их смысл.
– Да, – ответила она ровным, убежденным голосом, но не оборачиваясь. – Скоро… Можно сказать, уже почти выписали.
– Тогда удачи вам! – с оптимизмом добавил я и попятился к вентиляционной трубе.
Девушка вдруг обернулась. Взгляд ее всё так же упирался в пол, тонкие пальцы нервно давили и отпускали дверную ручку.
– Можно вас попросить… об одном одолжении, – произнесла она.
– Конечно!
Я остановился. Молчание оказалось долгим, и меня стало разрывать любопытство. Что она хочет? Денег? Вина? Или погулять со мной по ночному парку?
– Это совсем пустяковая просьба, – сказала она всё тем же ледяным тоном, не делая малейшей попытки поиграть голосом, дабы убедить меня в том, что просьба, действительно, пустяковая. – У вас есть мобильный телефон?
Вот что ей надо – позвонить! Мне очень, очень хотелось ей помочь, но, выходя на штурм «Магнолии», я оставил свой мобильник дома.
– К сожалению, сейчас с собой нет, – ответил я и развел руками.
– Это не важно, что сейчас нет, – тотчас ответила девушка, продолжая смотреть в пол. – Он у вас в принципе есть? Вы можете дать мне его номер?
– А вы хотите мне позвонить?
– Да, – ответила она немедленно, будто это признание было для нее необыкновенно трудным, и она опасалась, что если затянет с ответом, то уже может и не решиться. – Да, я хочу вам позвонить… Но потом. Позже… Я вас попрошу… Это не составит для вас большого труда…
Она с трудом составляла фразы. Наверное, она хотела, чтобы я ее понял и, вместе с тем, чтобы не понял ничего. Мне представлялось, что девушка пробирается через опасное болото, осторожно ступает по зыбким кочкам, проверяет каждую ногой, прежде чем сделать шаг.
– Мне очень нужно, чтобы вы нашли Дэна…
– Простите, кого? – перебил я.
Девушка тяжело дышала, словно совершала непосильную работу.
– Дэна, – повторила она через силу. – Вы его должны знать. Это певец… Ну, помните его «Элегию»? «Меж стен, берегущих молчанье, немея, стоит пустота…» – шепотом продекламировала она, и на последних словах ее голос задрожал, сломался.