На Северном Кавказе, – вспоминал М.И. Балясников, – наши войска в 1942 году отступали с боями, уходя в горы и по Военно-Грузинской дороге в Закавказье. По ней непризывной вереницей шли войска и техника. Передвигались только ночью, без огней, до рассвета. Иногда на дороге то там, то тут от полученных пробоин вспыхивали факелом автомашины. Их сталкивали тут же в ущелья. Днём немецкие самолеты полностью контролировали воздух и охотились за всем, что передвигалось по земле.
Однажды, как всегда с наступлением рассвета, колонна машин отдельного батальона аэродромного обслуживания, в котором М.И. Балясников был начальником штаба, остановилась на дороге. Водители стали прятать свои машины в придорожных кустарниках, под горными скалами, в расщелинах. Вскоре послышался гул немецких самолетов, и началась обычная ежедневная бомбёжка. Выстрелы наших зениток, редко размещенных в горах, не представляли для немцев никакой угрозы. Бомбёжка застала Михаила Ивановича, когда, присев на табуретке и прижавшись спиной к колесу автомашины-фотолаборатории, в которой ехала и его семья (жена, сын и дочь), тот работал с документами. Он посмотрел на небо в сторону самолетного гула и увидел, что прямо на него летит бомба. От летящей бомбы не мог оторвать взгляд. Наступило леденящее душу безразличие и мёртвое оцепенение. Рассудок выключился. Такой степени страха на войне после никогда не испытывал. Даже в конце войны в Восточной Пруссии, где свирепствовали немецкие снайперы, всё было проще: идет человек и вдруг, упал. Смотришь – убит.
Бомба разорвалась рядом, там, где ещё несколько десятков минут назад водитель хотел поставить нашу машину, и где в это время стояла машина хирурга медсанбата, в которой ехала его беременная жена, тоже хирург. Взрывной волной нашу машину, фургон – лабораторию, очень сильно тряхнуло, дверь резко распахнулась. Раздался страшный женский крик – один из осколков бомбы попал в живот жене хирурга. Этот крик вывел Михаила Ивановича из оцепенения. Он увидел, как потрясенный муж вытаскивает из кобуры пистолет, чтобы прекратить мучения своей жены. Татьяна Васильевна Балясникова вспоминала, как она бросилась к распахнувшейся двери фургона и увидела, что мужа нет. Около машины валялись табуретка, на которой он сидел, и документы. Ей стало плохо. Оказалось, что увиденная сцена заставила Михаила Ивановича сорваться с табуретки, и он успел отвести пистолет в руке хирурга в сторону. Через мгновение хирург вышел из шока и тут же начал делать операцию. Свою жену он спас.
Тот, кто ходил туристом по Кавказу, мог часто видеть высоко в горах могилы с памятниками нашим солдатам. Михаил Иванович рассказывал: – С тяжёлыми боями мы всё выше и выше уходили, отступая в горы. Многие гибли не только от пуль и ран, но ещё больше замерзали в снегах, так как обогреться было нечем, все были легко одеты. С рассветом можно было видеть сидящих на корточках в сугробах наших солдат. Бывали случаи, когда подойдёшь, дотронешься до плеча солдата, а он окоченевший заваливается на бок. Гибли и местные кавказцы, которых приходилось мобилизовывать тут же в горных аулах. Некоторые из них погибали в первые же дни. Истощённые голодом, они набрасывались на кашу. Варили её на воде из снега на кострах, накрывшись шинелями или плащ-палатками. Кашей это варево назвать нельзя. Это была подогретая в воде разбухшая крупа. Утолив острый голод, они засыпали… и тихо умирали от заворота кишок. Он вспоминал, что самым жутким в горах было слышать вой шакалов. Они шли по пятам. По ночам стаи собирались у свежих могил, и начинался их кошмарный вой. Они пытались разрывать могилы. Чтобы не допустить этого, на могилы наваливали большие камни и ставили охрану. Это было в 1942-ом году…
Моздок. Название этого города в 1990-х годах мы слышали почти каждый день. В ту войну через Моздок рвались фашистские войска к грозненской и каспийской нефти. Его защищали две дивизии. Михаил Иванович вспоминал, как однажды на стыке этих дивизий разразился жуткий бой. Эсэсовская часть, переодетая в красноармейскую форму, ночью с тыла вплотную подошла к нашим частям. Провели их горными тропами чеченцы. Эсэсовцы вырезали спящих солдат ножами, пока один из часовых не ранил нападавшего, который закричал по-немецки. Открылась стрельба со всех сторон, разобраться ночью, кто свой, кто немец, было невозможно. Тогда погибло очень много наших солдат.