– Да, детка, – мужским голосом произносит кто-то за кадром, – хочу, чтобы ты посмотрела.
– Не надо, убери телефон, Макс, – тянет с робкой улыбкой Тая, продолжая смотреть снизу вверх.
А я чувствую, как член каменеет в штанах.
– Почему? – удивляется её парень-мудак. – Ты очень сексуальная малышка. Даже не представляешь насколько. Я хочу, чтобы ты посмотрела, какая ты сладкая девочка, потом сразу удалю этот видос, обещаю.
Несмотря на то, что у меня возникает подсознательное желание порвать этому выродку пасть, я с ним полностью согласен. Тая – чертовски сексуальная малышка.
– Макс, я не хочу, убери телефон.
– Да брось, детка, ты что, мне не доверяешь?
Вот сука, а.
– Доверяю, просто не нравится мне такое…
– Да ладно тебе, Тай, не надо стесняться. Ты же у меня такая… Самая сладкая, самая сексуальная, самая красивая. Офигенная, короче. Я от тебя без ума. Ну давай, покажи себя…
Тая явно сомневается не на шутку, но в конце концов почему-то всё-таки уступает ему. Опускает руки вдоль туловища, открывая вид на роскошную грудь. Медленно облизывает губы, глядя в камеру исподлобья.
Я намертво залипаю на это зрелище, мгновенно забывая обо всём, что беспокоило ещё минуту назад. Чувствую, как ткань брюк всë сильнее натягивается в области паха, причиняя уже нешуточный дискомфорт.
Но тут камера перемещается ниже, открывая обзор на спущенные джинсы выродка, и демонстрирует его возбужденный стручок. Это мгновенно отрезвляет. Желание смотреть запись дальше исчезает со скоростью света.
Бью пальцами по клавиатуре, останавливая ролик, резко поднимаюсь со стула и иду к окну, чтобы распахнуть его.
В комнату врывается гул огромного города и морозный уличный воздух, который я жадно втягиваю в себя, заполняя до отказа лёгкие. Испытываю острое желание закурить, хотя давно уже бросил. Лет десять как.
Смотрю вдаль на разноцветные огни, а перед глазами так и стоят Таины изящные изгибы. То, как соблазнительно она проводит языком по своим пухлым губам… И этот порочный взгляд из-под бровей.
Чувствую себя сопливым подростком, готовым кончить от одного вида обнажённой девушки.
Ничего не понимаю, с чего вдруг меня так кроет?
Вот тебе и светлячок…
Ну и что мне делать с тобой, Тая? Парень у тебя, конечно, козёл.
Достаю из кармана телефон, набираю Лëшу.
– Да, Константин Георгиевич, – раздаётся из трубки после двух гудков.
– Сделай так, чтобы это видео исчезло из сети. Точнее, чтобы оно в принципе исчезло. Отовсюду. И режиссера мне этого найди, хочу с ним пообщаться.
– Понял. Сделаем, Константин Георгиевич.
7
Вставляю ключ в замочную скважину, пытаюсь провернуть его, но ничего не выходит. Вздыхаю – значит, кто-то из родителей дома, а я так надеялась на тихое возвращение. Жму кнопку дверного звонка, и вскоре дверь открывает мама.
– А, ты, – безрадостно произносит она, впуская меня в квартиру. – Я уж думала, отец твой наконец домой притащился. Два дня уже нет.
– Снова запил? – уточняю я с неприятным чувством.
– Ай. – Мама брезгливо морщится, передёргивая плечом. – Пропащий человек. А ты где болталась всю неделю? Опять у своего Макса поди?
От одного звука этого имени по лёгким будто бритвой резануло.
– Да нет, я на работе ночевала. Коллега заболела, меня попросили её смены забрать, – озвучиваю я заранее заготовленную ложь. – Зато всю следующую неделю буду отдыхать.
Решила не говорить маме, что попала под машину и лежала в больнице. У неё сердце больное, зачем лишний раз переживать.
– Тебе хоть заплатили?
– Заплатят немного позже, мам.
Мама тяжело вздыхает, запахивая на груди старую вязаную кофту.
– С энергосбыта опять звонили, угрожали, что свет отключат. У меня от пенсии тысяча всего осталась, на хлеб да на молоко.
– Не переживай, мам, я у Ляли займу до зарплаты, заплачу коммуналку.
– Ну ладно. Ты голодная?
– Нет, мам, спасибо. Я позже чай попью.
– Я тогда на балкон. Хочу горшки для рассады найти, да лук хотя бы уже высадить.
– Хорошо, – улыбаюсь я ей.
Мама скрывается в комнате, а я устало стягиваю с себя пальто, разуваюсь и плетусь в ванную.
Тщательно мою руки с мылом, собираю резинкой волосы в высокий хвост, разглядываю себя в зеркало. Под глазами круги. Бледная.
Почему в человеческом организме нет такой кнопки, которая бы отключала на время боль и переживания?