«Дорогая сестра, ты ведь знаешь, мы живем рядом с депо, где каждую ночь стоят немецкие поезда со снарядами, и поэтому мы все ужасно боимся. Мы бы давно куда-нибудь переехали, но куда я двинусь с детьми, и потом, что делать с работой Антона? За вчерашний день продано еще два радиоприемника. Каждый вечер мы собираем вещи и сразу же после объявления тревоги уходим из дому. Антон сделал для всех рюкзаки с именами на спинке, у малыша самый маленький рюкзак, у меня — самый большой. Как ты уже слышала, нас здесь бомбили. Объявили тревогу, с неба опустились осветительные ракеты, со всех сторон стреляли зенитки, скрещивались лучи прожекторов, и падали бомбы. Мы схватили наши рюкзаки, Антон посадил на свой рюкзак малыша с маленьким рюкзачком, натянул ему на голову свой котелок, чтобы было не так страшно, сказал: «Пошли!» — и мы пошли. Шли, наверное, целый час, не останавливаясь до самого канала, а тут уж Юдит не могла дальше идти, да и я тоже, и мы все буквально попадали на землю. Лежа на земле, я пересчитала всех детей и не увидела младшенького. «Антон, где Патрик?» — спросила я. И тут мы вдруг слышим плеск воды — смотрим, а в канале Патрик, который из-за того, что Антон надвинул ему на глаза котелок, не видел, куда идет, и упал в воду. Твоя сестра Эмма».
Рассказывают об одном человеке, который был женат на немке. Стоит эта немка у входа в кинотеатр со своим мужем, на ней меховая шубка, и тут какая-то женщина, увидев ее, говорит (а у самой горькие морщинки вокруг рта и ненависть в глазах): «Кто знает, может быть, у себя, в Германии, ей было вообще нечего надеть на свое вшивое тело!»
Италия капитулировала, и теперь осталось недолго ждать. Все разговоры сегодня сводятся к одному: они заняли город Н., и теперь осталось недолго ждать, русские начали зимнее наступление, и теперь осталось недолго ждать, у финнов такие-то дела, у турок что-то свое, и теперь осталось недолго ждать. А вообще-то скоро мы будем на том свете, этого тоже осталось недолго ждать.
БЕНЗИНОВЫЙ БАК
Вечером, когда мы стояли на пятачке у Ленивого угла и чесали языки, покончив со всеми проблемами войны — открыв второй фронт и заморозив всех немцев в России, — Мон, что работает на вискозной фабрике, сказал, что скорее умрет, чем пальцем пошевелит для того, чтобы помочь немцу. Эмиль, у которого туберкулез, заметил, что немцы тут сами ничего не могут поделать, так уж получилось: мы за короля, а они за Гитлера. А кто-то возмутился: «Мы не за короля и не за кого-либо другого — мы сами за себя, и единственное, что нам нужно, — это чтобы нас оставили в покое».
В тот вечер я долго сидел там, смотрел на закат и говорил сам себе, что с каждым разом все прекраснее солнце, опускающееся за разрушенные дома, и спрашивал себя, сколько же, сколько, сколько будет еще продолжаться эта война и для того ли я появился на белый свет, чтобы постоянно быть очевидцем новой войны. Первая мировая война еще не подошла к концу, когда мой отец говорил, если я плохо ел за обедом: «Смотри, для тебя еще найдется война». Потом я был солдатом. А там началась война в Испании… Нет, никогда это безумие не кончится, не исчезнет с лица земли. Я не знал, что и думать: зависит ли это от бедного простого люда или от денежных мешков; происходит ли это оттого, что на свете слишком много людей, или оттого, что слишком много производится всякой всячины, а может, это всего лишь болезнь, белая горячка, которой поражена сама земля. Я так задумался, что не слышал, что мне говорит Эмиль, и вдруг, я даже не успел заметить как, в небе появились самолеты.
— Сиди, это немец.
— Да? А тот тоже немец?
— Черт возьми, это же англичане! Сейчас начнется воздушный бой! Расходись, расходись!
Только что мы сидели на пятачке и вдруг оказались среди войны, точно в театре, где в первом действии вы в комнате, а во втором-в лесу. Где-то истошно закричала женщина-не потому, что ее ранило, а потому, что в своем безумном страхе она совершенно потеряла голову. Все остались стоять на своих местах и продолжали смотреть в небо. Падаккер, самый бережливый, самый осторожный и самый уверенный в себе из всех нас, опустился на одно колено, готовый в случае чего ринуться в картонное общественное бомбоубежище, приговаривая: «Как бы чего не вышло!» И тут что-то начало падать с неба на землю. «Смотрите, смотрите, самолет падает!» Но по мере того как темный предмет приближался к земле, становилось все отчетливее видно, что это бомба, бомба, бомба! Все побежали. И никто не знал, куда он бежит, кто-то подхватил второпях ребенка и снова уронил его на бегу, потому что оказалось, это не его ребенок. И все женщины кричали, и все дети кричали, и Ленивый угол в одно мгновение превратился в вымерший угол. Если бы это и в самом деле была бомба, то… Но все закончилось совершенно нелепо: предмет упал на землю и оказался… бензиновым баком. Ха-ха-ха! Все принялись смеяться, хлопать себя по бедрам и вытирать слезы на глазах: они уже начали кидаться вместо бомб бензиновыми баками! А тут еще Стаф Спис добавил веселья — он вышел на улицу с куском оберточной бумаги и крикнул: