Он принимается с новым усердием рыться в карманах пальто, джинсов, олимпийки. Рецепты, пропуск на работу, телефон, паспорт… Вот! Есть Бог на свете! Как же он раньше не заметил. Между страницами паспорта затаились два слипшихся новеньких червонца.
Лицо Костяна засияло счастьем. Он испытал ощущение настоящего чуда. Пустяковое чудо, но как приятно! Особенно в день рождения. Он даже посмотрел по сторонам, желая поделиться радостью с другими и снова встал в очередь.
– Без очереди не желаем пройти? – спросил мужчина с лицом оперного певца. – Скидка два рубля. – В руках у мужчины месячный проездной. Мужчина переманивает народ из длинной очереди в кассу и проводит через турникет за наличный расчёт. Предложение подходящее, но люди отворачиваются, боясь подвоха. Костян протягивает оперному пятнадцать рублей, тот принимает с лёгким поклоном. Когда Костян оказывается уже по другую сторону турникета, мужчина говорит:
– Я здесь каждый день с девяти до пяти. Обращайтесь. Всё честно, без обмана, мне моё имя дорого.
Костян спустился в переход. Два людских потока разделяют мраморные колонны. Один поток течёт под землю, другой – на поверхность. К одной из колонн прислонился молодой парень. Моложе Костяна лет на пять. Белобрысый такой и без рук. Вообще нет у парня рук. Ни правой, ни левой. По плечо.
Костян, не сбавляя хода, читает какие-то слова на фанерке, висящей у парня на шее. Просьба помочь на протезы. Парень будто стоит на берегу бурной речки из идущих. Возле него люди даже ускоряются. Неприятный он. Культи отталкивающие, как старушечьи сиськи. Костян суёт руку в карман, нащупывает десятку… Стоп. Он уже проскочил мимо парня. Возвращаться глупо. Костян делает ещё пару шагов и… поворачивает.
Он видит мальчика, которого сначала не заметил. Совсем еще мелкий, со школьным рюкзачком за спиной. Стоит напротив безрукого, внимательно разглядывает его и хрустит чипсами.
Костян кладёт банкноту в сумочку у ног калеки.
– Желаю вам здоровья, – тихо говорит парень.
– И вам тоже, – комкается Костян и ловит взгляд любознательного школьника. В глазах ребёнка ничего нет, но Костяну кажется, что мальчик посмеивается над его неловким ответом.
«Сглупил я… здоровья пожелал… Вот бред, ничего умнее не придумал! – сокрушается Костян. – Удачи бы пожелал, а то здоровья! Он обиделся, небось. Решил, что насмешка. Какое тут здоровье, когда рук нет… Ну и дебил же я… Хоть пойти и извиниться… Нет, этот мелкий смеяться станет… Ой, а денег-то у меня больше нет. Теперь совсем нет! Блин! Я же рассчитывал до ОВИРа на маршрутке доехать».
Из громкоговорителей на эскалаторе звучит тревожный мужской голос: «В целях пресечения нарушений правопорядка сообщайте о скоплении подозрительных личностей, попрошайках и лицах в пачкающей одежде»… Про безрукого надо сообщать или нет? Костян рассматривает наклейки на лампах, факелами торчащих между механическими лестницами. «Готическая вечеринка»… «Панки в городе»… «Остановим исламизацию России! Смерть…». Часть наклейки сорвана, и, кого должна постичь смерть, москвичи и гости столицы должны догадаться сами. Мужской голос становится восторженным и с выражением читает стихотворение про солнечный зимний денёк, покрытые инеем берёзовые веточки и снежок, хрустящий под ногами.
В вагоне Костян подвешивает себя за руку к поручню и, скучая, рассматривает рекламу какой-то книжки. Слоган гласит: «Как обрести истинную церковь, двухэтапная гибель Америки, Россия – последнее пристанище Бога на Земле»… На следующей станции в дверь заглядывает старушонка потерянного вида.
– Я на этом поезде проеду до станции… – Старушка смотрит в скомканную бумажку, читает: – «Новая Слободская»?.. – и поднимает глаза на мужика, стоящего к ней ближе всех. Тот бурчит что-то неопределённое, остальные молчат. Старушка мнёт в пальцах бумажку с адресом. Костян молчит вместе со всеми, старушка, как назло, больше никого не спрашивает, а как-то невнятно озирается. Вот кошёлка! Костян собрался уже сказать старушке, что ей надо проехать одну остановку, затем пересесть и проехать ещё одну, и станция называется «Новослободская», но двери захлопываются, и поезд отъезжает.
Так всегда, только решаешься стряхнуть с себя это городское оцепенение, безразличие к происходящему рядом, и – на тебе, поздно. Костян успокаивает себя тем, что спросили не его, что он, в принципе, может вообще не париться. Сама виновата, название станции правильно произнести не может, да ещё и выбрала идиота неместного, который грода не знает… Только теперь Костян обращает внимание на план метрополитена, перечёркнутый свастикой. Свастика нарисована чёрным маркером, линии слабые, блекловатые, нажим плохой, спешил автор. Костян рассматривает чёрный знак, наползший на цветные линии московских подземных линий. Ему начинает казаться, что и цветные линии сплетаются не просто так, а со смыслом, образуют другой магический символ. Мы ездим по этому лабиринту целыми жизнями, переходим с красной ветки на зелёную, с зелёной на жёлтую и нет выхода. Мы подчинены власти этого знака. Свастику сотрут уборщицы, а этот знак никуда не денется…
От метро Костян тащится на своих двоих. Хлюпает носом. Сильно течёт, а салфетки нет. Утирается рукой. Течёт. Втягивает изо всех сил. Чувствует солёное во рту, смотрит на руку… Бурые полосы на тыльной стороне ладони. Кровь! Приехали. Кровь из носа прямо на улице! Некрасиво…
Задрав голову и прикрыв ладонью нос, Костян останавливается у столба. Щекочущая капля стекла за рукав. Что делать? В таком виде только паспорт получать… Пока он переживал, кровотечение прекратилось. Наверное, от мороза. Костян увидел фотолабораторию и заглянул внутрь. Здесь должно быть зеркало.
Нос оказался испачкан не сильно, Костян потёр послюнявленным пальцем возле ноздри, поскрёб ногтём. Улыбнулся своему отражению. Теперь и за паспортом можно.
ОВИР переименовали в ФМС. На полу грязный линолеум с заломленными углами, вдоль стен – старые сейфы, выставленные из кабинетов за ненадобностью. Как верные солдаты, по привычке стоящие под стенами казармы, из которой их выперли. Очередь несколько человек. Костян садится в кресло с обтрёпанной обивкой, принимается терпеливо ждать. Родители ещё в детстве научили его ждать в госучреждениях. Просто ждать. Не надо скандалить, жаловаться на проволочки. Жди, и рано или поздно получишь своё. Родительский навык оказался весьма кстати, когда дамочка, выдающая паспорта, вышла из кабинета, заперла дверь и отправилась пить чай, покачивая увесистыми окороками зада. Мужчина из очереди, похожий на седого енота, принялся возмущаться. Результата это, естественно, не принесло.
Костян же сидит спокойно и получает удовольствие от разглядывания очереди. Вот дама в норковой накидке кокетливо просит у мужчины с портфелем чистый лист бумаги. Она забыла написать заявление. Вот пенсионерка в брюках и в короткой оранжевой дублёнке. Каждая морщина пенсионеркиного лица тщательно натёрта тональным кремом, как натирают гуталином любимые поношенные туфли, набрякшие веки подведены тушью, ссохшиеся губы ярко накрашены. Вот седая круглолицая дама в длиннополой шубе уговаривает внука по телефону, чтобы тот явился за паспортом лично. Так, мол, требует закон. То, что разговор идёт с внуком, понятно по особенным заботливым интонациям дамы, по упоминанию слов «университет» и «сессия» и вопросу: «Ты сегодня сырники ел?», который она повторила несколько раз.
Напившись наконец чаю, паспортистка возвращается. Седой енот, пыхтя от возмущения, лезет в кабинет следом за ней. Его вышвыривает крик: «Заходить строго по вызову! Вы что, читать не умеете?!»
Мало-помалу очередь всё-таки двигается. Хоть окон в закутке, в котором они сидят, нет, чувствуется наступление вечера. Промозглость усиливается.
Оказавшись в кабинете, Костян громко здоровается, усаживается на стул и называет свою фамилию. Пока дамочка ищет паспорт, он осматривается. Стеллажи с картотеками, бумажный портрет президента.