Выбрать главу

Вечером, когда из больницы приезжаю я, мать спокойна и почти благодушна. Будто ничего днем и не было.

А наутро всё начинается опять: про «сволочей», которые «здесь ходят», про отца, который только что вышел…

Невролог, которой я дозваниваюсь, выслушав описание состояния мамы, отвечает:

– Это вам уже к психиатру!

И я опускаю мобильный, забыв нажать на кнопку «отбой».

Да, я знаю, что это стереотипы.

Да, я знаю, что мы должны думать о сути, а не о названиях. Но мы выросли в обществе, где слово «психушка» было ругательным. И страшным. В обществе, где психические заболевания считались постыдным диагнозом. В обществе, где под разными предлогами в психушки запирали инакомыслящих – от первого российского узника совести Матвея Дмитриева-Мамонова, о котором я писала в своем романе «Колодец в небо», до «политически неблагонадежных» времен застоя… В обществе, где вызвать врача-психиатра к своей матери было чем-то вроде признания в собственной неполноценности. Психические заболевания у нас в обществе не признавали. Их стыдились. И скрывали.

«Сдала родную мать в психушку!» Так и стоит в ушах некий гул коллективного бессознательного большой и не очень здоровой страны.

Вызвать психиатра к матери нужно решиться как на… я даже не знаю на что.

И, быть может, я бы не решилась. Искала бы другого невролога.

Если бы не случилась та пятница. Точно «черная».

Что делать?

• Не пропускать тревожных симптомов! Особенно если вы точно понимаете, что ничего из того, что рассказывает ваш близкий, не было и быть не могло. Не уверены – проверяйте.

• Не списывать всё на «просто старость» и «просто развитие болезни»!

• Понимать, что галлюцинации – это серьезный повод обратиться к психиатру. Пока не поздно.

• Не бояться слова «психиатр». Бояться нужно не слова, а поведения ваших близких без внимательного наблюдения и назначенного лечения.

@моя_история

Юлия Баева, село Диканька

Вот думаю…

Может, правда?

Как советуют мои подруги, перевести мою маму на двухразовое питание?..

Опять очень плохо ест…

Когда только начала давать таблетки, снижающие уровень агрессии и тревожности, у нее и аппетит восстановился!

Но хватило ее на пару недель…

Щек нет, попы, извините, нет…

Мне-то, конечно, куда проще ее сажать, поднимать, укладывать в этом вот облегченном варианте, но это же не есть здраво?

То у нее были любимые блюда. И обязательное первое на обед.

Сейчас она равно игнорирует всё…

А за бортом – туман.

Вот только что!:)

Убедила себя не заморачиваться и радоваться тому, что мама ест!

И на ужин понесла ей взблендернутую солянку, нежно ею когда-то любимую:)

Маринованные помидоры.

Вафельки и йогурт, который делаю сама. Вернее, мультиварка делает. С таблЭткой в этом самом йогурте!:)

Мама съела ровно одну ложку солянки.

Сразу отставила в сторону.

Ест помидоры вприкуску с вафлями!

И йогуртом запивает!:)

Приговаривает, как вкусно!:)

Глава 9. День, страшнее которого не было…

В пятницу, дозвонившись утром до реанимации и услышав, что отец «стабилен, но в делирии» и сегодня его не переведут в палату, а будут и дальше держать в состоянии медикаментозного сна, бегу к маме. Отложив куда-то в дальний угол сознания фразу врача о делирии у отца. Надеясь дать маме лекарство и успеть на работу.

Мама ходит из угла в угол по комнате, без умолку повторяя:

– Надо же, какие люди сволочи!!!

– Мы никого не трогали. Честно жили. Всегда работали. А эти…

– Какие же сволочи!!! Ну, ты только подумай, какие же сволочи!

Кто «эти», мама сказать не может. Привычно отмахивается:

– Не спрашивай! Даже говорить не хочу!!!

С трудом сглатывает ком в горле, как делала много раз прежде, рассказывая, как ее обидел отец.

Или дети.

Или я.

Тот же самый текст:

– Даже говорить не хочу!!! Не спрашивай!

Только теперь виноваты какие-то неведомые мне «сволочи», которые мою бедную маму так страшно обидели.

– Всегда работали! Впроголодь жили…

– Я из семьи матери-героини! Отец погиб! Три брата погибли…

При всей потери памяти, погибшего отца и братьев мама помнит дольше всего. Только братьев сегодня вдруг стало трое, хотя на самом деле погибли двое.