Теперь я удивленно посмотрела на нее, а потом на свою футболку. На ней был изображен Тинтин. Как-то я нашла в библиотеке комиксы о нем на французском, прочитала все, а спустя пару месяцев случайно наткнулась на эту футболку в магазине. А причем тут моя психика?
— Она мне нравится. А почему вы задали мне такой вопрос?
Теперь психолог с пренебрежением смотрела на бедного Тинтина. На мой вопрос она не ответила, зато решила задать очередной мне:
— Чем вы планируете заниматься в жизни?
Это самый частный вопрос у психологов. И самый дурацкий.
— Хочу стать врачом.
Психолог хмыкнула. У нее ко мне какое-то предвзятое отношение.
— Для такой работы нужны крепкие нервы.
— Мне кажется, я достаточно спокойный и уравновешенный человек.
Звучит как оправдание. Что я еще могла ей сказать?
Психолог долго что-то печатала в ноутбуке. Я уже даже успела заскучать. И тут неожиданно она задала самый неприятный вопрос:
— Вы часто бываете в воспоминаниуме?
Я сглотнула.
— Ходила пару раз. Вспоминала прекрасные летние каникулы.
Мое сердце начало биться сильнее. А если они знают, как часто я туда хожу последнее время. Наверняка, у них есть доступ к базе данных. Мной овладел страх.
Но психолог никак не отреагировала на мой ответ и продолжила печатать. Через пару минут она сказала:
— Вы свободны.
Не успела я встать из-за стола, как психолог проорала следующую фамилию. Я села на свое место. Что это вообще было? Неужели кто-то в этом мире считает, что подобные сеансы кому-то помогают? Я закрыла лицо руками и просидела так до окончания этой пытки.
Плохо помню, как попрощалась с подругами и села на автобус. В воспоминаниуме купила себе жуткий пирожок с клубникой и наконец-то добралась до зала.
Мы с мамой снова были только вдвоем. Она продолжала рисовать и танцевать. Только эта идиллия перерастала меня радовать и вдохновлять. Я начала осознавать, что скоро всё разрушится. Мне нужно найти не счастье, а трагедию одной маленькой семьи. Тут у мамы зазвонил телефон.
— Привет, Вадим.
Мама явно была рада слышать этого человека. Она включила громкую связь.
— Как твои успехи? Планируешь что-нибудь грандиозное?
— Выходи на работу, иди ко мне в театр. Мы скоро ставим «Жар-птицу».
— Вадим, я пока не готова. Дочка совсем еще маленькая. Мы с тобой обсуждали, что где-то через год…
Но Вадим прервал ее неуверенные оправдания:
— Драгоценная Анфиса, дети вырастут, а карьера уплывет. Мне не хватает твоей экспрессии, другие балерины меня не радуют.
Мама улыбнулась, ей явно льстили эти комплименты. А я услышала тревожные звоночки.
— Не могу. Подумаю, Вадим. В моей семье сейчас всё так непросто.
— Анфиса, ты же так любишь балет. Неужели ты предашь его в самый ответственный момент?
Мама не ответила.
— Я позвоню тебе через пару дней. Расскажу тебе больше о постановке, поговорим о твоей карьере. Анфиса, дорогая, я с тобой прощаюсь. Но не дам тебе упустить такой шанс.
Вадим отключился, а мама продолжала растерянно смотреть на телефон. Потом она положила его на стол и повернулась ко мне с сияющей улыбкой.
— Любовь моя, я никуда от тебя не уйду. Буду рядом с моей любимой малышкой.
Она взяла меня на руки, и мы начали готовиться к прогулке. Остальное время все было также приторно сладко. Много улыбок и слов о любви.
Мама сбежала с этим Вадимом? Изменила папе с ним? Завела новую семью? Интересно, есть ли у нее еще дети? И что она рассказывает им о своей прошлой жизни? Опять одинокая Зоя осталась наедине с тяжелыми вопросами. Когда-нибудь я найду на них ответы, пусть это и отнимет у меня много времени. Вера в успех не покинули меня, хотя маленькая грустинка и пихала мою уверенность в бок.
Но мое воодушевленное состояние скоро поменяло настроение. Оно стало недовольным и раздражительным. Каждый день я отправлялась в воспоминаниум, искала улики и не заметила, как сидела там уже не по одному часу в день, а по три. Школа отошла для меня на второй план, я перестала даже пытаться покорить мир алгебры, начала читать книги по диагонали и делать уроки выборочно. Мне везло, такое безалаберное отношение в итоге никак не сказалось на моей общей успеваемости. Вика и Ника, может быть, что-то и заподозрили, но они были так увлечены своим путешествием зимой в Румынию, что не требовали от меня активного участия в их жизни. Ибрагим молча смотрел на меня и скорей всего осуждал. Макаров заболел, и мы были этому рады, хотя радоваться таким вещам очень плохо. Вознесенский делал небывалые успехи в изучении английского, я могла им только гордиться. Я теряла много времени впустую, потому что не знала, где начало кризиса. Чем больше смотрела на свою в прошлом идеальную семью, тем больше начинала раздражаться. Былое счастье мне не вернуть, но можно упустить важные детали. Я сама не замечала, как теряла связь с реальностью.