За три дня до нашего отъезда мы снова встретились — повеселиться. И вдруг, посреди веселья, он начинает объясняться мне в любви. Для меня это было ужасно — шутливый тон в вещах, таких для меня важных. Мы расстались, смеясь. Он сказал: «Будешь обо мне думать?» Больше я его не видела. С глаз долой — из сердца вон! Наверное, он получил, мое письмо с приглашением, но, наверное, не приедет. На самом деле я этого и не хочу. На курорте чувствуешь себя посвободнее. Здесь я все время под надзором Мутти, и ему это не понравится. С ним я в первый раз в жизни чувствовала себя, как замужем. С другими мужчинами я никогда об этом не думала, но я должна выбросить это из головы как можно скорее. Гадалка предсказала мне, что я познакомлюсь с кем-то в мое следующее путешествие. Так ли? В Шпрингеберге было семьдесят американцев — они сняли целый ресторан. Шпрингебергцы были шокированы, что мы хотим поговорить с ними. Мутти запретила нам танцевать с ними, но там был один офицер, который не отстал от меня, пока я не согласилась потанцевать с ним. Я как раз танцевала, когда пришла Мутти. Она разговорилась с ними, и там оказался полковник, который знал дядю Вилли, так что не успела я и оглянуться, как уже сидела за столом с тремя милыми офицерами и ела мороженое и шоколадное печенье, которое они привезли с собой. Они попросили у меня адрес и хотели прийти с визитом. К сожалению, их пароход отходил в восемь утра. Интересно, сдержат ли они свое обещание написать мне.
Всюду и везде — нищие. Молодые люди с омертвевшими лицами, глаза без надежды, без следа чувств.
Согбенные силуэты с пустыми штанинами и рукавами; огромные английские булавки — их медали за отвагу. На всех уличных перекрестках всех стран костылями и палками они отбивают ритм одинокого отчаяния. В Англии они продают карандаши. Во Франции — шнурки для ботинок. В Берлине за шарманщиков попрошайничает обезьяна.
17 сентября 1919
Мы совершенно довольны Шпрингебергом. Выезжаем туда по воскресеньям, возвращаемся в понедельник. Всю неделю только и разговоров, что о «там». Там меня любят, потому что там я все еще в новинку, все еще в моде. Там все сейчас сходят по мне с ума. Эрих Шупп, который когда-то действительно любил меня, Пауль Ботхен, он старше и мужественнее. Я мила с Эрихом, больше из жалости, и не могу выбрать одного из двоих По субботам и воскресеньям я нацеловываюсь на всю неделю. Мне должно быть очень стыдно. Все, кто меня знает, соглашаются с этим, когда я спрашиваю их, что они думают обо мне: я хороша для поцелуев и времяпрепровождения, но жениться на мне — упаси Господи! Вот результат моего поведения — например, того, что я так легко позволяю себя целовать. Конечно, как тут ожидать уважения. Но что поделаешь? Не моя вина, что моя романтическая натура не признает ограничений. Кто знает, как я кончу. Хочется надеяться, что скоро найдется кто-то, кто по доброте своей женится на мне. В городе показывают фильм под названием «Demi-Vierges». Говорят, это типичный случай, когда молодые девушки из так называемого высшего класса, которые рано созревают, хотят испытать дрожь и трепет эротических приключений. Они обольщают мужчину, потом дают ему почти все — «Tout, кроме ça». Они играют с огнем, пока в один прекрасный день не сгорают, и тогда смеются. Это в точности описание меня. До сих пор мне все же хватало сил говорить «нет», когда дело доходило до этого момента. Но как продержаться дальше? Они все одинаковы: «Я больше не могу себя контролировать».
А поскольку мои чувства вызывают ответные, это уже не юношеская любовь. Тот этап пройден. Во всяком случае для меня. Как было бы прекрасно забыть обо всем и любить. Но это, конечно, недопустимо.
Йозефина решила, что она и так слишком долго ждала. Она привела в исполнение свою угрозу и отправила дочь в пансион. Ошибкой ее было выбрать местом ссылки Веймар, самый романтический город, знаменитую родину одного из кумиров Лины, поэта Гете. Сначала казалось, что ссылка возымела над Линой силу контроля.
Веймар
7 октября 1920
Как долго я не писала. Я не живу дома уже шесть месяцев.
Я сейчас в Веймаре, в пансионе для «благородных девиц» и мне очень одиноко. Со мной нет Лизель, и все, кого я так любила, забыли меня. Остается только плакать. У меня тут одна маленькая радость — уроки скрипки с профессором Рейцом. Но разве этого достаточно? Я так привыкла быть любимой, и вдруг здесь — ничего!