– Я знаю, откуда берутся дети!
– На практике? – встрепенулась она.
Какой страшный вопрос! Скажешь, что в теории – начнет просвещать. Признаешься в практических навыках – впадет в материнский экстаз и прочтет задушевную лекцию о девичьих чести и гордости. Что говорить-то?! Но мыслей не было.
– Ну… – сказала я.
– Что?
– У нас с Закари иного рода отношения! – выпалила на одном дыхании. – Они… возвышенные!
Святые духи и демоны, можно просто лечь на пол и помереть от позора?
– Очень хорошо! – кивнула мама. – Но у Закари репутация энергичного садовника. Если вы все-таки надумаете перекопать, так сказать, цветочную клумбу… то тебе следует знать, что сделать, чтобы на этой клумбе ничего не проросло. Понимаешь?
– А?
– Вижу, что не понимаешь, – вздохнула мама и, поморщившись, помахала рукой: – Просто принеси сундучок.
– А может, все-таки не надо? – тихо и жалобно спросила я.
В голове звучал издевательский хохот того самого «садовника» из гардеробной, об истинной энергичности которого мама понятия не имела.
– Буду прямолинейной! – рявкнула она, потеряв терпение. – Я не готова стать бабушкой! Принеси ларец.
Выразительный взгляд родительницы заставил меня подняться с дивана и притащить нарядный ларь. Внутри что-то подозрительно звякало. С важным видом мама пристроила его на колени и подняла крышку. Стенки тайного хранилища светились, намекая, что оно охраняется магическим заклятием.
– Запоминай! – приказала мама и продемонстрировала круглую бутылочку с картонной карточкой, привязанной к узкому горлышку. – От детей.
– Что мне с ним делать? – не выдержала я.
– Строго следить за сроком годности! – отрезала она. – Принимать перед… вспашкой клумбы.
– Перед чем?
– Перед всем!
– Ох уж эти садовые метафоры, – проворчала я.
Мама недовольно покачала головой, дескать, будь серьезнее, дочь, и показала новую склянку:
– Успокоительное.
– Если я распсихуюсь от странных разговоров о клумбах и садовниках?
– Если мужчина не пожелает держать себя в руках! – объявила мама. – Десять капель на стакан воды, и он расхочет превращать твоего отца в деда.
Святые демоны, как я до этого докатилась?!
Между тем из сундучка появилась новая склянка.
– Это снотворное, – пояснила неугомонная родительница. – Двадцать капель, и мужчина спит как младенец. Во сне мужчинам не хочется заниматься разными глупостями. И последнее: средство для мигрени.
– Ты хотела сказать: от мигрени? – поправила я, разглядывая крошечную склянку.
– Нет, для мигрени. Две капли, и от головной боли мужчина не сможет думать о пагубных для твоего образования страстях. Он в принципе не сможет думать. Средство серьезное, пользуйся только в самом крайнем случае. Болезные мужчины капризны и требуют тщательного ухода.
– А это что? – не поняла я, когда мама вытащила из сундучка черную бархатную тряпицу с завязками. – Мне связать его, что ли, чтобы руки не распускал?
– Нет, это просто моя маска для сна, – пояснила матушка, аккуратно опустила крышку ларца и протянула его мне: – Владей, дочь моя!
Нехотя забрав сундучок, я пристроила его на коленях и приготовилась дальше внимать материнской мудрости. Все равно после красочных садово-оранжерейных сравнений опозориться сильнее невозможно. Некоторое время мы сидели в дивном молчании и с одинаково вопросительными улыбками смотрели друг на друга.
– Если хочешь еще что-нибудь узнать, то спрашивай, – неожиданно подбодрила она. – Не надо стесняться! Кто тебе еще расскажет о важных вещах, как не мать?
– Нет-нет, ты все очень доходчиво объяснила, – мигом отказалась я от удовольствия узнать другие способы, как не сделать ее бабушкой, и быстренько поднялась с дивана. – Время позднее, завтрак ранний. Давай ложиться.
Быстренько сунув ларчик на ступеньку винтовой лестницы, я двинула в сторону кровати, спрятанной в небольшой специально отделенной комнатушке.
– Ты хочешь спать в платье? – удивилась мама.
Хороший вопрос.
– Собиралась расстелить постель, – сочинила на ходу и, изобразив не слишком убедительный зевок, протянула: – Но если ты сама, то переоденусь. Глаза уже слипаются.
В гардеробную я прошмыгнула через едва приоткрытую дверь, чтобы случайно не продемонстрировать засевшего в недрах Торстена. Озаренный тусклым светом настенного светильника, он замер в позе властелина одежного королевства: скрестил руки на груди и прислонился к высокому комоду, словно каждый день застревал в гардеробах у девушек. Почти черные глаза смеялись, на губах цвела издевательская улыбочка. Одна из самых бесящих, вызывающих во мне логичное желание залепить ему в физиономию заклятием немоты, но мы и без магии были вынуждены молчать.