— Больно? Нет, вполне терпимо, врачи не жалеют морфия. Самая болезненная операция, как ни странно, — на груди. Наверное, потому что самая бестолковая, — его взгляд мгновенно опускается ниже, я немного жалею, что в футболке и толстовке, трудно одеться менее привлекательно, чем я сегодня. Мне сделали не очень большой размер, едва ли тройка, но на моей фигуре смотрится впечатляюще, больше и не нужно. Это-то перебор.
— А зачем ты на нее согласилась? — продолжая оценивать.
— Кто-то, вижу, явно заинтересовался.
— Нет, — он поспешно отводит глаза, словно застукали, и я смеюсь в голос. — Чисто технически интересно, — но тоже улыбается.
— Я ее сделала, потому что не могла иначе, — цитируя его недавнюю пламенную речь. — Расскажи лучше, а что это за жетон у тебя на шее? Явно ведь ты не свой так носишь?
Он кивает, достает из-под свитера, а я перебираюсь на его диванчик. На самом деле, цель была оказаться ближе, сам жетон мне не так сильно интересен.
Верчу в руках железку, она старая, потертая. Вдыхаю приятный аромат туалетной воды, стараясь запомнить. Леха, кстати, снова поглядывает на грудь. Не знаю, что чувствую по этому поводу, разберусь после.
— Это с моего первого серьезного приказа, — говорит мрачно и тихо. — Забрал на память.
— Ммм-м, — тяну я. — С первой мировой. Приказ был, как я понимаю, лопатой копать? — совершенно серьезным тоном.
Он тут же смотрит мне в глаза, расплывается в улыбке, а потом хохочет в полный голос. Наконец-то! Вот таким я его и помнила! Смеется низко, заразительно, я тут же подхватываю.
— А ты умненькой выросла, — говорит он, потрепав меня по голове, словно младшую сестру, но руку кладет на спинку дивана так, будто обнимает. Будто я «его».
— Обычно люди восхищаются?
— Молчат под впечатлением.
— Купил на вокзале? — приподнимаю бровь.
— Дал дедуле денег на Луче, он мне в ответ и подарил. Сказал, настоящий. Попросил сохранить, насколько получится.
— Почему бы и нет?
— Я так же подумал.
Интересно, он из тех, кто изменяет своим девушкам? Этот вопрос остаток вечера болтается у меня на языке. И когда мы доедаем тортики в кафе, и когда идем в обнимку в машину, где прогреваем двигатель дольше, чем требуется. Интуиция подсказывает, что я тоже приглянулась ему. Сомневается? Взвешивает? Мне не стоит об этом думать. И о нем тоже. Мы обречены быть друзьями, с этим придется смириться.
Но сердце отчаянно бахает в груди, едва мы снова оказываемся в замкнутом пространстве железной коробки. Двадцать пять лет полного одиночества, возвращение домой и в первую же неделю… испытать все, за чем, собственно, и ехала? Как он отреагирует на то, что я девственница? Мужчинам же нравится быть первыми? Круто, престижно? Или нет?
У него отличная задница, плоский живот и приятное лицо. Самое главное, я доверяю ему.
В решающий момент, когда мы прощаемся у моего подъезда и коротко обнимаемся напоследок, я понимаю, что сейчас или никогда. Набравшись смелости, тянусь к его губам, привстаю на цыпочки, но Леха вдруг отстраняется и выпрямляется. Теперь до его губ не достать, можно даже не пытаться прыгать.
— Это будет лишнее, — он качает головой.
— Уверен? — переспрашиваю, потому что мне кажется, что он сомневается. — Я приехала совсем ненадолго и подумала, что… никто не узнает.
— У меня вроде как отношения, — не то пожимает плечами, не то скидывает с них невидимый груз.
— «Вроде как» тебя устраивает?
— А бывает у кого-то иначе? Эй, только не обижайся. Ты — просто секс, я весь день пялюсь. Все как надо сейчас. Но… ты же скоро вернешься к себе в столицу, а я уже все, дома. Напутешествовался вдоволь. Оставайся просто моей младшей сестрой. Еще одной.
Он весь день прикидывал, стоит ли. Тянул время. И пришел к выводу, который только что озвучил.
— Я тебе не сестра, и никогда не была ею, — голос звучит по-детски обидчиво.
Он улыбается вдруг искренне. Перемена разительна, у меня в груди ноет от этой его простой улыбки. Ряд белых ровных зубов. Потом он наклоняется и целует меня в щеку, а я обнимаю его крепко-крепко, но в этот раз — абсолютно по-дружески. Момент настолько чистый, интимный и искренний, что я внезапно чувствую себя счастливой. Словно и не было этих восьми сложных лет, и наши сердца не закованы в броню опыта.
— Я скучала по тебе, Леш. Столько раз собиралась написать, но не знала, с чего начать, — шепчу торопливо. — Скажи, ты счастлив с ней? Я просто хочу, чтобы ты был счастлив.
— Ты смотришь на меня как раньше, а я уже другой, Рит. Не сильно-то понимаю насчет счастья, но она меня… — он прищуривается, подбирая слова, — раздражает чуть меньше, чем другие женщины. У нее есть прекрасное качество — она неназойливая.