После Февральской революции эти подозрения усилились. Братьев обвиняли в монархизме, германофильских настроениях. При этом французские власти исходили из тезиса, что раз Игнатьевы аристократы - значит, непременно сторонники реставрации старого режима в России. В связи с этим перед спецслужбами была поставлена задача "изучать главных лиц официальной России, как военных, так и гражданских".
С развитием революционных событий в России, а особенно после провала июньского наступления на русском фронте, во французских правящих кругах прямо заговорили о предательстве своего союзника. 26 июля 1917 года в Париже прошла межсоюзническая конференция, на которой генералы Ф. Фош, Перен, Д. Першинг, Л. Кадорна и В. Робертсон представили записку: "Линия поведения, которой следует придерживаться в случае, если Россия выйдет из войны". Отныне русский вопрос для Антанты принимал все более и более серьезное значение. Ведь в случае выхода России из войны германские силы с востока будут переброшены на Западный фронт. Особенно чувствительно это сказалось бы на Франции. Вот почему ее правительство старалось сделать все возможное, чтобы русская армия продолжала воевать. Отсюда и поиски шпионов повсюду, отсюда и крайняя подозрительность ко всем русским во Франции вообще и к братьям А. А. и П. А. Игнатьевым в частности. С приходом же к власти Ж. Клемансо - "Тигра", как его называли французы, совместившего посты премьера и военного министра в ноябре 1917 года, во Франции началась кампания разоблачения "предателей", поиск "агентов Германии" - словом, типичная "охота на ведьм". Если даже бывший премьер Ж. Кайо в середине января 1918 года угодил за решетку по обвинению в "связях с противником"{*49}, то что говорить о русских военных представителях во Франции?
Оба брата оставили мемуары, в которых в какой-то мере коснулись этого вопроса. А. А. Игнатьев с иронией воспроизводит характеристику, которую ему дал Ж. Кле-мансо: "Монархист и подозрительный германофил"{*50}. Если бы тогда Клемансо знал, что дело обстоит еще серьезнее! П. А. Игнатьев был заподозрен в приверженности к немецкой партии при русском дворе и на этом основании в шпионаже в пользу Германии. В досье, заведенном на него во 2-м бюро Генерального штаба французской армии (разведка и контрразведка), постепенно стали накапливаться на него компрометирующие материалы. Многие из них носили прямо-таки фантастический характер и скорее всего являлись обыкновенными сплетнями. Лишь в одном из донесений высказывалась мысль о том, что порочащие П. А. Игнатьева сведения скорее всего были подброшены германской разведкой. Действительно, каких-либо конкретных фактов о связи главы русской разведки и контрразведки с противником не было. Но, как говорится, "у страха глаза велики", и деятельность Русской военной миссии была поставлена под контроль. А за полковником П. А. Игнатьевым по личному приказанию военного министра Ж. Клемансо было установлено наружное наблюдение Сюртэ Женераль (Службы общей безопасности). Однако, кроме сплетен, французской охранке собрать чего-либо существенного не удалось.
После Октябрьской революции положение русских представителей во Франции еще более осложнилось. Особенно это стало очевидным в связи с начавшимися переговорами о перемирии Советской России с державами Четверного союза (Германией, Австро-Венгрией, Турцией и Болгарией) и отказом Антанты принять в них участие. Фактический выход России из войны не на шутку встревожил французские правящие круги. Уже 5 декабря 1917 года в своем рапорте руководству военного ведомства глава 2-го бюро поставил вопрос о целесообразности сохранения различных русских миссий во Франции. Прежде всего внимание обращалось на русских представителей при Межсоюзнической секции (см. док. № 17, 19). Правда, их терпели еще около полутора месяцев, хотя французы панически боялись утечки разведывательной информации. В связи с этим 5 января майор Жревирье требует закрытия Русской миссии. Одной из причин закрытия была боязнь, что личный состав миссии может поддаться революционной пропаганде, хотя в лояльности самого П. А. Игнатьева и его ближайших сотрудников этот офицер не сомневался.
По мере приближения заключения мира Советской республикой с Четверным союзом ужесточалась позиция французского правительства по отношению к русским военным в Париже.
Так, в докладной записке 2-го бюро прямо говорилось: "Русские разведывательные службы стали, по крайней мере, бесполезными и могут только навязываться службам без всякой пользы для них и в ущерб национальной обороне" (см. док. № 19). 28 декабря генерал Ф. Фош в письме русскому военному агенту в Париже генералу графу А. А. Игнатьеву указал на необходимость ликвидации русских разведывательных и контрразведывательных служб (см. док. № 20). Наконец, генералу А. А. Игнатьеву было официально предложено приступить к ликвидации этих служб (см. док. № 27). Началось их свертывание (см. док. № 28).
Тем временем русские военные представители во Франции подвергались различным видам дискриминации. Сначала под строгий контроль была поставлена их переписка с Россией и с другими странами, затем им было запрещено разговаривать по-русски по телефону в Париже - разрешалось говорить только по-французски. И это - отношение к союзнику, который выручил Францию от неминуемого разгрома в 1914 году? Но и вышеперечисленное еще не все.
Судя по переписке, содержащейся в досье о братьях Игнатьевых, французов больше всего волновала судьба русской разведывательной сети, контрразведывательная агентура и архивы. Так, близкий к военному министерству директор газеты "Либерте" Бертула писал во 2-е бюро, что "прежде всего необходимо, чтобы он (П. А. Игнатьев) согласился полностью раскрыть перед нами свою разведывательную службу" (см. док. № 32).
22 января 1918 года полковник П. А. Игнатьев официально сообщил начальнику 2-го бюро полковнику Гургану, что Русская миссия вышла из Межсоюзнической секции.
Что касается упразднения русской разведывательной службы, то генерал А. А. Игнатьев, к этому времени старший по команде среди русских представителей, согласился на ее ликвидацию при непременном условии предоставления французской стороной денежных средств для урегулирования финансовых отношений с агентами и завершения текущих военных операций. Однако, насколько можно судить, первоначально французы не обмолвились ни словом на этот счет, весьма вероятно полагая получить русскую разведывательную сеть даром. Во всяком случае, в письме военного министра Ж. Клемансо генералу А. А. Игнатьеву 18 января 1918 года об этом не говорилось ни слова. Тем не менее 2-е бюро, рассмотрев 1 февраля этот вопрос, в процессе переговоров с полковником П. А. Игнатьевым, пришло все же к выводу, что лучше пожертвовать на ликвидацию русских разведывательных служб 590 тыс. франков, "иначе нас будут продолжать разорять русские агенты и будут продолжаться осложнения, которые они вызовут" (см. док. № 46). Правда, окончательно и в полной мере этот вопрос тогда так и не был решен, ибо претензии бывших русских агентов продолжались и в последующие годы.