После того как слуги разлетелись, словно вспугнутые перепела, Талли склонился над Себастьяном и, взяв его на руки, как дитя, понес к лошади. Увидев, что Рандолф согнулся под тяжестью Себастьяна, Питер пришел ему на помощь. Взгромоздив раненого к себе па лошадь, Талли печально смотрел на мертвенно-белое в лунном свете лицо. А ведь еще совсем недавно он был полон сил, вел рискованную игру со смертью… А этот бедный, слишком много выстрадавший ангел? Талли перевел взгляд на Иден, лежавшую на руках у Питера.
Элизабет держала безжизненную руку сестры и не могла унять лившихся ручьем слез. Несправедливо, если Иден, такая добрая и отзывчивая, погибнет столь молодой, она не причинила вреда ни единому живому существу, была для всех олицетворением щедрости и благородства. К моменту, когда мрачная процессия достигла дома, Бет удалось собраться и взять на себя командование — как сделала бы Иден на ее месте.
— Положите их в нашу постель, — распорядилась Элизабет.
— Вместе, на одну кровать? — Питер с сомнением взглянул на жену. — Не думаю, что это прилично.
— К черту приличия, — отмахнулась Бет. — Их жизни ценнее, чем репутации. Я должна круглосуточно их наблюдать.
Бережно положив Себастьяна на кровать, Талли стащил с него испачканные куртку и рубашку.
— Боже милостивый, — нахмурившись, прошептал он при виде рваной раны на его груди.
Бет, не подумав, тоже устремила взгляд на рану и тут же побледнела и пошатнулась. Нет, сказала она себе, она не потеряет сознания, она не имеет права сейчас падать в обморок!
— О Господи! — простонала Мэгги, появившаяся в дверях с ведром воды и бинтами, и дрогнувшей рукой расплескала воду на бельгийский ковер.
Веки с густыми ресницами дрогнули, и Себастьян приоткрыл серебристо-серые глаза.
— Отдыхайте, ваша светлость. Я позабочусь о вас, не сомневайтесь.
— Где Иден? — едва слышным шепотом спросил Себастьян.
— Рядом с вами, там, где ей положено быть.
Глаза снова закрылись. Словно собираясь с силами, чтобы еще что-то сказать, он сделал глотательное движение.
— Позови священника…
— Вы хотите прямо сейчас пригласить сюда пастора, ваша светлость? — вздрогнув, переспросил Талли.
— Да… сейчас…
Он снова провалился в забытье, а Талли, забрав из дрожащих рук Мэгги воду и бинты, распорядился, чтобы она послала кого-нибудь в лагерь Лафайетта за пастором.
— Он зовет священника? — Глаза Мэгги округлились от ужаса. — О Боже, Боже милостивый!
Экономка так и застыла на месте, и Талли пришлось повернуть ее к двери. Затем он намочил тряпку и принялся промывать рану. Пока Талли ухаживал за своим другом, Бет, не отрываясь, смотрела на бледное лицо сестры и дрожащей рукой ощупывала шишку размером с гусиное яйцо на ее голове. Какой потерявший человеческий облик негодяй мог наброситься на Иден? Не верилось, что кто-то мог причинить ей вред. Но кто бы это ни был, он заслуживал, чтобы его отравили, застрелили, закололи и повесили!
— Где больные?
— Здесь, — откликнулась Бет на доносившийся из холла голос доктора Кертиса. — Я знаю, у вас был тяжелый день, вы провели его на передовой, — виновато улыбнулась она, — но, боюсь, впереди у вас еще много работы. — Она жестом указала на кровать.
Усталые глаза доктора широко раскрылись при виде Себастьяна и Иден, и, решительно отодвинув всех с дороги, он направился к ним.
Питер и Талли неохотно покинули бывший танцевальный зал. Бет ни за что не хотела оставлять сестру, боясь, что, возможно, последний раз видит ее живой, но доктор Кертис выпроводил и ее. Не переставая плакать, Элизабет позволила мужу отвести себя в гостиную и взяла налитый им бокал бренди. Выпив, она тут же потребовала еще, но после третьей порции Питер воспротивился.
— По-моему, достаточно, — заявил он.
— Я еще все соображаю. — Бет взглянула на мужа стеклянными глазами. — Мне нужно забыться.
Когда Питер в нерешительности взглянул на бокал, вмешался Талли:
— Дайте ей, сколько она захочет. Бывают случаи, когда не думать и не чувствовать — это счастье. Пожалуй, мне и самому не помешает пара глотков этого снадобья, — признался он и, после того как Питер наполнил бокал Бет, схватил бутылку и осушил ее до дна.
— Черт побери, я не хочу оставаться среди вас единственным трезвым, особенно если дела пойдут плохо, — заявил Питер и отправился в погреб за добавкой.
Глава 17
Иден проснулась от боли в голове. Туманные образы и обрывки воспоминаний беспорядочно сменяли друг друга. Перед ней замаячило злобное лицо, и она выбросила вперед руку, чтобы защититься от удара.
— О! — Доктор Кертис получил удар в челюсть, и когда Иден снова нацелилась кулаком ему в лицо поймал ее за запястье. — Успокойтесь, это доктор Кертис. Лежите смирно.
Потребовалось несколько секунд, чтобы затуманенный мозг воспринял обращенные к ней слова. Она опустила руку и почувствовала, как ее освобождают от прилипшей к телу одежды. Приоткрыв один глаз, она увидела доктора Кертиса, разглядывавшего ее окровавленную сорочку.
Доктор перевел недоуменный взгляд на Иден и, не обнаружив никаких повреждений, понял, что это была кровь Себастьяна, и с облегчением вздохнул: вполне достаточно и одного тяжелораненого!
— Иден, с вами все в порядке, — заверил ее доктор. — У вас адски болит голова, но все остальное в целости и сохранности. Хотел бы я то же самое сказать про Себастьяна Сейбера.
Иден приподнялась на локте, чтобы хоть краем глаза взглянуть на Себастьяна. Черные волосы подчеркивали смертельную бледность его лица, а плечи и грудь скрывала корка подсохшей крови! Протянув дрожащую руку, Иден слегка сжала его холодные пальцы.
— Себастьян, ты меня слышишь?
Он спас ей жизнь, приняв на себя выстрел Локвуда. Если он не выживет после этого, Иден никогда не простит себя. Если бы она не набросилась на Себастьяна, как злобная мегера, не ругала бы его и не орала во всю глотку, Локвуд бы их не обнаружил. Она одна в ответе за это несчастье, на ее совести еще одна смерть! Из груди ее вырвалось рыдание.
— Успокойтесь, вам нужно отдохнуть. — Доктор уложил Иден обратно на подушку. — Я обработал рану Себастьяна, но он потерял много крови. Теперь нам остается только ждать.
Вот и еще один урок, напомнивший ей, какой дорогой ценой можно заплатить за несдержанность — неужели она не усвоила этого еще в детстве? Иден не желала мириться с тем, что Себастьян мог умереть из-за ее дурацкой вспышки гнева. У нее вошло в привычку, выхаживая тяжелораненых, сидеть возле них, мигать им, разговаривать с ними, подбадривать их, пока самое плохое не оставалось позади. Так же она поведет себя и с Себастьяном, пусть для этого ей придется щипать себя каждые пять минут, чтобы не уснуть. Он должен захотеть жить! Как бы ей хотелось поблагодарить его за свое спасение, сказать, что она его любит, несмотря ни на что.
— Наденьте это, а я позову вашу сестру, она рвется увидеть вас. — Подав Иден ночную рубашку, доктор вышел из комнаты.
— Себастьян, у нас еще есть дела, — быстренько одевшись и взяв его за руку, зашептала Иден. — Ты же не допустишь, чтобы этот негодяй Локвуд одолел тебя, правда? Мы не позволим ему праздновать победу, да? — Иден глубоко вздохнула, стараясь не обращать внимания на нестерпимую головную боль. — В данный момент ты не в состоянии рассчитаться с ним, по ты из тех людей, которые не оставляют зло безнаказанным. Ты знаешь, что этим всегда восхищал меня? Мы разыщем Локвуда и добьемся, чтобы правосудие свершилось. Конечно, тебе нужно немного отдохнуть, чтобы восстановить силы, но только не слишком долго валяйся в постели. — Она стиснула неподвижную руку Себастьяна. — Я часто была снисходительна к людям, но сейчас настало время для мщения. Что мы сделаем с Локвудом, когда разыщем его? Расстреляем и покончим с этой историей? Всадим в него нож по рукоять, чтобы он почувствовал боль, которую причинял другим? Или, может быть, отравим злодея? После того, что он сделал с тобой… — Ах нет, не стоит напоминать о ране. Ее задача — отвлечь его и подбодрить. — Как ты полагаешь, Себастьян, куда удрал этот слизняк? После того как ты его ранил, он не мог уйти далеко. Твой выстрел был великолепен. — Она почувствовала, что должна срочно чего-нибудь выпить — в горле у нее было сухо, как в Сахаре, но, облизнув губы, продолжила монолог: — Так вот, как только ты встанешь, мы с тобой…