От эмоций Оля говорила торопливо, сбивчиво, потом вдруг осеклась, стремительно краснея.
— Ну, не в смысле, что мы… я о таком не думаю… ну, про жениться… это папа все… ну…
Она совсем запуталась в словах. Посмотрела на него сконфуженно. А он лишь разулыбался.
— Да ладно. Намек понял. Закончим школу, и я приду к твоему отцу и как в старину попрошу твоей руки.
Ромка, конечно, шутил, так далеко он просто не загадывал. Но если бы вдруг задумался о будущем, то только с ней и хотел бы связать свою жизнь. Как иначе? И если когда-нибудь для этого придется потакать причудам ее отца — не велика беда. Придет, попросит, не переломится.
— Ты что! Я ни на что не намекала! Ой, не могу, — она прижала ладони к пылающим щекам. — Ты смеешься надо мной! Но ты же придешь? Ром, ты обязательно приходи!
Конечно, Ромка пришел, хотя и понимал, что вряд ли там будет празднично или даже просто комфортно. Наверняка Олин отец хотел к нему присмотреться получше, прощупать. Да и пусть.
Явился он с букетом и огромным плюшевым медведем. На него Оля засматривалась, когда они гуляли по универсаму, а Ромка заметил. Правда, на этого медведя, к сожалению, пришлось просить у матери, стоил он прилично. Мать, конечно, была недовольна, но отказывать не стала. Денег она никогда не жалела, просто ей казалось, что Ромка зря тратит бесценное время на «неподходящую девочку».
Ромка тогда еще искренне верил, что если она узнает Олю получше, то обязательно изменит мнение. Олю ведь невозможно не любить. Она совсем как ребенок. Не в том плане, что беспомощная какая-нибудь или капризная, нет. Она просто наивная, бесхитростная и искренняя.
Вот и его подарку обрадовалась, как маленькая.
— О! Мишка! Я же о нем мечтала! Ром, как ты догадался?
Она обняла медведя, который был ее почти по плечо, и, смеясь, покружилась с ним, словно в вальсе. Потом усадила на кровать в своей комнате рядом с кучей других игрушек.
Кроме Ромки Олю пришли поздравить еще две подружки из ее класса — Ксюша Чехова и Юля Комович. Обе старались понравиться Стрелецкому, улыбались кокетливо, говорили всякие глупости и чуть что хихикали. Ромка их из вежливости терпел.
Олина мать накрыла им стол на веранде. Расставила разномастные тарелки. В двух огромных пластиковых чашках выставила оливье и винегрет. Еще в одной кучей свалила порезанный огромными неровными кусками хлеб. На подносе горой возвышалась отварная картошка, присыпанная зеленью, в окружении жареных куриных окорочков. Тут же стояли две полуторалитровые бутылки с лимонадом «Буратино» и блюдце с конфетами.
Ромка, с детства привыкший соблюдать этикет, даже просто ужиная в самый обычный день, слегка оторопел. Есть, даже садиться за стол со всеми вместе, резко расхотелось, но обидеть Олю он не мог.
Над едой кружили мухи, присаживались на бортики тарелок, и это еще сильнее портило впечатление.
Олина мама постоянно предлагала ему то одно попробовать, то другое, но его подташнивало от запахов, от сочащегося с окорочков жира, от мух, ползающих по тарелкам. Тем не менее он заставил себя проглотить картофелину и немного салата. Потом соврал, что наелся дома.
Хорошо хоть отец ее помалкивал, а потом и вовсе ушел. Как только он их оставил, сразу стало шумно и весело. Олины подружки болтали, не умолкая, хихикали, взвизгивали. Пашка, младший брат, сначала с жадностью налегал на еду, потом тоже включился в разговор, выкрикивая к месту и не к месту все, что приходило, видимо, на ум.
И Ромка вдруг заметил в этой суете, что лишь Оля сидела молчаливая и серьезная. Даже расстроенная, наверное. Она смотрела на него так, что у него сердце заболело.
До торта Ромка не досидел. Сослался на дела, на то, что надо домой. А все было куда прозаичнее: он просто захотел в уборную и ему показали дорогу до туалета — деревянной кабинки с краю огорода. Заглянув туда, Ромка в ужасе отшатнулся, поняв, что просто не сможет туда зайти. Или же его вырвет.
Оля провожала его до калитки и выглядела совершенно несчастной. Ему было стыдно перед ней, стыдно за свой снобизм и чистоплюйство, но он ничего не мог с собой поделать.
— Тебе у нас не понравилось, да? — убитым голосом спросила она.
— Нет, — возразил Ромка. — Мне все понравилось.
Вышло натужно.
— Неправда. Я почувствовала. Да я не обижаюсь. Знаешь, я вдруг просто посмотрела на все твоими глазами и поняла… но мы так живем, так привыкли… Здесь все так живут.
Она обвела рукой, имея в виду соседние дома, и опустила голову.
— Оль, да я ничего такого не думал. Ты что!
Но она не поднимала глаз. Смотрела себе под ноги, только плечи чуть подрагивали. Тут Ромка заметил, что она плачет.