Он готов был провалиться сквозь землю от стыда. Почти ненавидел себя за это. Как мог он испортить ее день рождения? Сидел, наверное, там с постной физиономией…
— Оль, ну что ты?
Она еще ниже опустила голову, пытаясь скрыть слезы.
— Оль… я люблю тебя.
Она тотчас подняла на него взгляд и сразу плакать перестала. С минуту просто смотрела на Ромку, словно не знала, что ответить, но губы ее сами собой растянулись в улыбке.
— Это правда?
— Конечно. Я очень сильно тебя люблю. Больше всех на свете.
Улыбка ее стала еще шире и светлее. Оля обернулась, опасливо посмотрела в сторону дома, проверила, нет ли поблизости отца, а потом вдруг быстро подтянулась на носочках и прижалась губами к Ромкиному рту.
Всего несколько мгновений длился их поцелуй. Ромка и опомнится не успел, но задохнулся от нахлынувших чувств, от самого осознания, что это случилось.
Шел домой как пьяный и ощущал себя самым счастливым человеком на земле, повторяя про себя с блаженной улыбкой: она меня поцеловала, я ее люблю, она меня любит… поцеловала меня сама…
10
С началом учебного года Оля перестала торговать на рынке, лишь иногда, в выходные, мать просила ее помочь. И теперь местом их встреч стала школа. Они даже облюбовали «свой уголок» — узенькое торцевое окно на втором этаже, в конце коридора.
Каждую перемену они встречались и стояли у подоконника, взявшись за руки. А раскидистая пальма заслоняла их от лишних глаз. Хотя вся школа и так очень быстро прознала о том, что Роман Стрелецкий встречается с Олей Зарубиной, что у них все серьезно. О них шептались, сплетничали, обсуждали.
Пацаны посмеивались между собой, косясь на Макса Чепрыгина, авторитет которого еще больше пошатнулся. Девчонки придирчиво разглядывали Олю, пытаясь понять, что Ромка в ней нашел.
Она, может, и ничего, рассуждали Ромкины одноклассницы, но есть ведь и красивее, и ярче, и интереснее. Ладно, Чепрыгин на нее спорил, это было «по приколу». Но чтобы всерьез ходить с этой монашкой… К тому же, эта Зарубина вечно ходит в одном и том же. В какой-то простецкой кофточке, в дурацкой юбке, в растоптанных туфлях. И рядом со Стрелецким, который всегда одевался дорого, смотрится совсем убого. Кое-кто даже назвал их парочку «принц и нищенка».
В конце концов, и до Ромкиной матери доползли слухи. Народ их чуть ли не женил уже.
Как-то вечером за ужином она учинила Ромке целый допрос: что за девочка, откуда, из какой семьи, чем еще примечательна, кроме как своим утоплением и тем, что из-за нее Ромка подрался с Чепрыгиным.
Зарубин не работал у матери, поэтому она его и не знала. А Олину мать она едва запомнила.
— Отец у нее работает на водоканале слесарем, а Олина мама… кажется, нигде не работает.
— Завидное семейство, — хмыкнула мать.
Ромка бросил на нее осуждающий взгляд. Сложил приборы и откинулся на спинку стула. Хотел вообще встать из-за стола и уйти к себе, не доев ужин, но сдержался.
— Пригласи ее как-нибудь к нам, — вдруг выдала мать.
— Зачем? — удивился Ромка.
— Как зачем? Познакомиться. Очень хочется посмотреть, из-за кого мой сын сам на себя теперь не похож, — она говорила насмешливо, но беззлобно. И Ромка обещал, что как-нибудь приведет Олю в гости.
Идея со знакомством была дурацкая, он это сразу понял. Но рассудил: ведь все равно придется их знакомить. Так что почему бы и не сейчас?
Оля, конечно, перенервничала. Да она ему прямым текстом так и сказала: «Очень боюсь твою маму. Прямо умираю от страха».
Ромка тоже боялся — не маму, конечно, а того, что она ляпнет что-нибудь бесцеремонное или съязвит, и это обидит Олю. А ему очень хотелось, чтобы они подружились.
Решили устроить «знакомство» в ближайшее воскресенье. Ромка взвалил на себя львиную долю работы — чтобы мать не сильно устала и не была потом за обедом раздражена. Сбегал с утра по магазинам, накупил продуктов, почистил картошку, вымыл во всей их огромной квартире полы. Да и позже крутился рядом на подхвате, пока мать резала овощи и маслины для греческого салата, выкладывала в форму розовые ломтики лосося, взбивала сливки и тертый сыр.
В общем-то, первая половина дня прошла прекрасно — они с матерью, пока готовили обед, спорили о новом романе Паланика, который ей показался чудовищным, но странно притягательным, а Ромке — слишком циничным, провокационным и малость бредовым. Между ними нередко вспыхивали вот такие жаркие споры, и обоим это было интересно. И сейчас они настолько увлеклись, что прокараулили время.