— Благодарю, я не голоден, — процедил он и, отложив книгу, вышел из купе.
Встал у окна. Глядя на проплывающий пейзаж, с раздражением подумал, что теперь даже не почитать. Хотя, чего уж себе врать, он и без того еле улавливал смысл книги. За три часа, дай бог, осилил десять страниц. Потому что мысли были о другом. Вчера в конце дня он все-таки заглянул в босс-кадровик*.
Просто чтобы подготовиться к встрече, зачем-то объяснялся сам с собой. Оля почти не изменилась. Повзрослела, конечно, но в целом… даже прическа та же. Светлые волосы чуть ниже плеч. Когда-то они пахли луговой травой, свежим ветром, хмельным счастьем… Роман тряхнул головой, словно пытаясь отогнать непрошено нахлынувшие мысли. Но Оля засела накрепко, как заноза.
Каких-то личных сведений, помимо того, что он и так знал, в ее деле не нашлось. Вот только новый адрес был указан. Роман прикинул, где это примерно. Далековато. Даже по меркам Кремнегорска — отшиб. И еще один момент зацепил его. Ее фамилия. Она снова стала Зарубиной? Почему? Развелась? Или не брала фамилию мужа?
Запах съестного проникал в коридор, но здесь хотя бы было тихо, если не считать мерного постукивания колес. Но под этот звук как раз хорошо думается.
Уже завтра утром он приедет в чертов Кремнегорск. Наверное, в целом мире нет такого человека, который ненавидел бы город детства и юности так же сильно, как Роман. Никакой ностальгии, ни малейшей, только едкая горечь.
Город — это, конечно, слишком громкое название, особенно после необъятной, стремительной, шумной Москвы. А там — сонный городишко, где все друг друга знают как облупленных.
Наверняка, едва он сойдет с поезда, как в тот же день об этом станет известно каждому. Роман сразу явственно представил себе местный рынок — два ряда дощатых прилавков на центральной площади, где тетки зимой и летом торговали всем подряд от носков и трусов до картошки с собственного огорода. Словно воочию увидел, как они с азартом передают новость: слышали, Стрелецкий вернулся? Тот самый? Тот самый! Ой, что будет…
Впрочем, они ведь уже знают. Весть о грядущей проверке всегда разносится молниеносно и опережает приезд проверяющего.
В коридор высунулась Лиля.
— Ой… Роман Владимирович, вы здесь… — захлопала она глазами.
Затем встала рядом с ним у окна.
— Я впервые еду в командировку. Волнуюсь немного, — сообщила она. — А вы там уже были? В Кремнегорске? Как там с гостиницами?
— Лиля, не волнуйтесь, мы найдем, куда вас устроить.
— Меня? — пролепетала она. — А вы?
— А у меня там есть квартира, — нехотя ответил он.
— Квартира? Вы же… Как? Вы там когда-то жили? А давно?
— Давно, Лиля, давно.
— Как интересно! А я думала, вы — коренной москвич. Вы такой, знаете… ну, стильный, одеваетесь с лоском, держитесь так… ну, аристократично. Даже не сомневалась, что вы… А вы, значит, оказывается, из Кремнегорска? Вы там родились и выросли? А потом, наверное, поступили в Москве и остались? Наверное, скучаете по родному дому? А у вас там кто-нибудь есть? Ну, друзья, родные? Наверное, с ними встретитесь…
Стрелецкий с самого начала взял себе за правило: никогда не грубить подчиненным и никогда не разводить с ними панибратства. Последнее — мешает работе, а первое — ну просто некрасиво. Всегда и со всеми он был предельно вежлив, но тут вдруг не сдержался:
— Хватит! Помолчите, Лиля. Ради бога, помолчите. Не задавайте дурацких вопросов. В конце концов, все это вас не касается.
Он вернулся в купе, оставив оторопелую Лилю у окна. Но спустя пару минут внезапная вспышка раздражения угасла, и ему стало стыдно за грубость. Девчонка ведь ничего не знает. Хотела по доброте душевной просто поддержать дружескую беседу, это как бы принято у нормальных людей. Она же не виновата в том, что он — не такой.
В общем, нехорошо вышло, корил себя Роман. Еще и Лиля долго не возвращалась. Он даже беспокоиться начал, но наконец дверь купе осторожно открылась, и Бучинская тихонько юркнула на свое место, пряча заплаканное лицо.
— Лиля, простите, пожалуйста, — виновато посмотрел на нее Стрелецкий. — Я не должен был с вами так разговаривать.
Она вдруг смутилась.
— Ну что вы, Роман Владимирович, — застенчиво улыбнулась Лиля. — Это вы извините, что пристала к вам с расспросами. Совсем забыла про субординацию. Мне так стыдно… очень стыдно…
Лиля была искренна, но это совершенно не помешало ей спустя полчаса снова болтать без умолку. Правда, на этот раз она хотя бы рассказывала о себе и ничего у него не выспрашивала, и на том спасибо.
Стрелецкий больше не позволял себе раздражаться, терпеливо слушал ее щебет, что, в общем-то, отчасти пошло ему на пользу — он хоть отвлекся от гнетущего ожидания скорой встречи. И даже в конце концов согласился отведать ее домашний пирог. Но все равно к вечеру Бучинская его изрядно утомила.