Ее высадили у дверей большого двухэтажного дома, и ворота закрылись за укатившим лимузином. Она беспомощно огляделась по сторонам. Никого. Встречать наложниц у султанов самолично не принято, это ясно и дураку, но хоть кого-то прислать в помощь можно же?
Класс, осталось начать орать под окнами, как мартовская кошка. Потянула дверь — не заперто. Прошла полосу прихожей и ступила в просторный светлый холл. Сразу решила, что попала в исторический музей — какие-то обломки, вазы, ружья, фотографии.
— Оля! — послышалось сверху. Подняла глаза и увидела Аверина в одних брюках. — Почему он тебя так рано привез? Я не успел одеться, извини.
Можно было снять туфлю и хорошенько прицелиться, но Оля знала, что не попадет. Ни в пах, ни в голову, вообще никуда. У нее всегда были проблемы с наведением резкости, это ей еще в школе учитель физкультуры сказал. Когда она в тире ни разу не попала в огромную, на полстены мишень.
Учитель оказался мужчиной мудрым и дальновидным. Оле поставил «отлично», и поэтому спустя годы, попав к ней на операционный стол, лишился паховой грыжи быстро и без особых осложнений.
Так что бросаться в Аверина туфлями Оля не стала. Он уже спускался к ней в рубашке — белой, без единой складочки. На руке часы, брюки облегают бедра как перчатка руку. Прическа — волосок к волоску. Аромат — сплошной афродизиак.
Терпеть больше не было никаких сил. Оля вымученно глянула на идеального до тошнотворности Аверина и взмолилась:
— Костя, пожалуйста, давай побыстрее уже перейдем к контракту?
— Оля? — Аверин подошел вплотную, в нем было все слишком мужское, чтобы она смогла устоять и не пошатнуться.
К загорелой шее руки тянулись непроизвольно, кожа на ладонях горела от необходимости прикоснуться к небритым щекам. Пальцы сами шевелились, мысленно зарываясь в густые волосы, и Оля поспешно завела руки за спину, сцепив их до боли в костяшках.
Переступила с ноги на ногу, тонкая высокая шпилька подвернулась, Костя вовремя удержал ее за талию.
— Что с тобой? — он смотрел с недоумением, к которому примешивалось беспокойство.
— Зачем тебе понадобилось это все? — не выдержала она, продолжая цепляться пальцами за пальцы.
— Что? — не понял Костя.
— Ну вот это, — она расцепила руки и провела вдоль платья, невероятными усилиями воли сдержавшись, чтобы не схватиться за его плечи.
— Тебе не понравилось платье? — он все так же непонимающе смотрел, и она решилась.
— Нет. Не понравилось. Платье бордельной девки, и белье, и туфли… неудобные. Нет, вообще-то удобные, но я не ношу такие высокие каблуки, у меня ноги подламываются. Обязательно было наряжать меня как наложницу, тебе по-другому не вставляет?
— Вставляет? — он привычно изогнул бровь.
— Это молодежь так выражается, Данка… — зачем-то начала оправдываться и умолкла. Зря, не стоило. И она быстро закончила: — Так что покажи, куда мне идти, чтобы скорее с тобой рассчитаться.
Костя ничего не ответил, молча смотрел, и она не сама тонула в черных как бездна глазах. Это он ее в них топил. Оля снова покачнулась на высоких каблуках, и руки на талии сжались крепче.
— Неудобные? — теперь его голос звучал низко и приглушенно. — Значит снимай. И пойдем выполнять контракт.
Она быстро сняла туфли, Аверин продолжал уверенно поддерживать ее за талию. Оглянулась, куда их пристроить, но он тут же отобрал туфли и отбросил в сторону. Стремительно подхватил ее на руки, и Оля не успела опомниться, как оказалась прижатой к хорошо развитой грудной клетке.
Мучительно не знала куда деть руки. Хотелось его обнять, но разве наложницы обнимаются с падишахами? Они их ублажают, а не обнимают, так что ничего не придумала лучше, чем прижать ладони к разгоряченным щекам.
Аверин поднялся на второй этаж, перед Олей оказались распахнутые двери спальни, где виднелась широкая кровать. В груди засаднило, она зажмурилась и… поняла, что они идут дальше.
— Костя, — спросила полушепотом, не открывая глаз и прижимая ладони к щекам, — куда ты меня несешь? Мы что, идем не в спальню?
— Ты уже хочешь спать, милая? — низкий негромкий голос пробирал до косточек, и в нем слышались смешливые нотки. — Так рано еще, детское время.
Совсем сбитая с толку Оля решила ничего не отвечать. Прозвучало очень неопределенно, что значит, спать? Аверин нес ее не напрягаясь, его лицо было слишком близко — и глаза, и губы. От тела шел ощутимый жар, и терпеть это было невыносимо. Она была просто счастлива, когда Костя усадил ее на мягкую поверхность.